Фестиваль

– Да пошли они все! Давайте выпьем за… Вот зараза, забыл… А! Ну конечно, давайте выпьем за присутствующих. – Вспомнив нужное слово, суперагент Ваня, как всегда, оказался на высоте, выйдя из затруднительной ситуации с блеском и достоинством, характерных для всех российских суперагентов.

– Да здравствуют наши спецслужбы! – в конце чоканий прокричал адвокат Розенбаум.

Иван Григорьевич зачем-то поднес тяжеловесный кулак к своему лицу, затем, разжав пальцы, почесал указательным свой длинный красноватый нос, а потом так же медленно погрозил им адвокату, негромко заметив:

– Гражданин Розенбаум, вы не забыли, что с крыш иногда падают даже самые мирные кирпичи. Причем частенько на головы именно чересчур самонадеянным адвокатам.

Адвокат Розенбаум, резонно решив промолчать, глубокомысленно собрал корочкой хлеба с тарелки остатки салата, боязливо пересел на соседний стул, подальше от Райляна, и громко спросил:

– Ирина Львовна, а какие вообще новости в творческой жизни Москвы? Ловнеровская, последние полчаса интимно шушукавшаяся о чем-то с Сашей Чингизовым, встрепенулась:

– Да какие, на фиг, новости – болото! За прошедший месяц я посмотрела четыре премьеры, честно, как дура, отсидела на всех генеральных репетициях и вот скажу тебе как на духу: впечатлений – ноль. Я вообще в последнее время прихожу к выводу, что творчество – это промежуточный период между ничегонеделанием и конкретной работой по дому, а выражение «творческая интеллигенция» – это то же самое, что и осетрина второй свежести. Интеллигенция – она или есть, или ее нет. А творческая она при этом или еще какая – значения не имеет. И вообще, как известно, искусство придумали евреи, чтобы не работать. – Она рассмеялась. – Иван Григорьевич, почему вы так мало едите?

– Жду горячего…

– Ой! Хорошо, что напомнили! – Ловнеровская замахала руками и побежала на кухню, и через секунду оттуда донесся призыв о помощи: – Галя!!! Галина Николаевна Руковец, скорей сюда! Свинина уже не просто дымится – она уже горит!

– Теперь придется жрать угли, – наклонившись к уху Сергей Сергеевича, прошептал Мондратьев.

– По этому поводу надо выпить, – дополнил своего приятеля Флюсов и стал разливать коньяк.

Увидев их приготовления, администратор Коля, в последнее время пьющий «в одного», без тостов, ухватил по ошибке рюмку адвоката Розенбаума и без чьей-либо команды мгновенно опрокинул ее в молодецкую гортань. Затем плюхнулся на стул и затянул заунывную песню, показавшуюся ему очень народной:

– Ой, рябина кудрявая… – Дальше он не помнил, и поэтому перешел на песни советских композиторов: – И слышен нам не хохот космодрома, не эта ледяная синева…

– Слушайте, почему он поет «хохот космодрома»? – обиделся суперагент Райлян. – Это же издевательство над автором слов песни! И вообще ему больше не наливайте – он и так хорош.

– Он сам себе наливает, – с внезапно появившимся акцентом сказал Саша Чингизов.

В этот момент в комнату вошли грустные Ловнеровская и Руковец:

– Капут мясу, господа! Заговорили меня – вот результат…

– Неужели ничего не осталось? – спросил Флюсов.

– Ни-че-го, ни крошечки! – При этих словах хозяйки Руковец на мгновение вынырнула из комнаты и тут же вернулась с огромным подносом, на котором, разрумянившись и аппетитно шипя, располагались залитые ароматным соусом кусочки парной свинины.

– Ура!!! Оказывается, они нас обманули! – закричал Сергей Сергеевич.

– Вот старые перечницы! – вырвалось у Коли-администратора.

– Кто?! Что ты сказал? – Суперагент Иван Григорьевич опять потянулся своими длиннющими руками через стол. Правда, в этот раз он имел горячее желание ухватить не какой-нибудь деликатес со стола, а голову бедняги администратора.

Вздрогнув от неожиданности, Коля вскочил с места, немного покачался из стороны в сторону и, наконец потеряв равновесие, рухнул на стол. Правда, перед тем как его лицо соприкоснулось с любимым блюдом адвоката Розенбаума – салатом «Оливье», он все же успел выкрикнуть полагающуюся в таких случаях фразу, состоящую в связи со скоротечностью действий всего из двух, но таких емких слов:

– Помогите! Убивают!

Флюсов с Мондратьевым повскакивали с мест и теперь пробирались сквозь нагромождение стульев к лежащему лицом в салате Коле. Наконец добравшись, они аккуратно под мышки приподняли его и попытались придать администраторскому туловищу вертикальное положение.

– Ведите этого засранца в ванную! – нервно пророкотала Львовна.

– Когда же он успел надраться-то? – Руковец, воспользовавшись отсутствием внимания со стороны хозяйки, опять стала накладывать на свою тарелку различные разносолы.

Адвокат Розенбаум тем временем сел поближе к подносу, опытным глазом пытаясь определить наименее пострадавшие во время приготовления куски, а суперагент Ваня, достав из кармана пачку иностранных зубочисток, как истинный вегетарианец, начал индифферентно ковыряться сразу двумя руками у себя в широком, как палуба авианосца, рту, показывая тем самым полнейшее равнодушие к мясу.