Фестиваль

– Есть кто живой? – спросил Флюсов, зайдя в квартиру Михаила без посторонней помощи извне – дверь была открыта. – Алле, люди!

Он заглянул в обе комнаты, посмотрел на кухне и даже в туалете – никого нигде не оказалось.

«Чудеса в решете, – подумал Сергей, – все это очень странно… Странно и подозрительно, и поэтому от греха подальше лучше отсюда побыстрее свалить».

Он аккуратно прикрыл за собой дверь – и был таков.

Однако пройдя по знакомому тротуару первые пятьдесят метров вдоль родной Большой Черкизовской улице, Сергей понял, что идти ему в данный момент просто некуда – квартира его пусть и временно, но уже наверняка занята Львом Новоженовым с какой-нибудь поселянкой, Жигульского дома не оказалось. Оставалось дойти до Преображенской площади и загнездиться там в небольшой уютной кофейне, работающей допоздна.

В ней он провел около часа, индифферентно потребляя густой коричневый напиток, всего через несколько минут придавший нашему писателю бодрость духа и уверенность в завтрашнем дне.

«Может быть, у Левы что-нибудь сорвалось и он совсем не приехал, – начала сверлить мозг оптимистичная мысль, – пойду позвоню».

Связь писатель осуществил при помощи знакомого таксофона, из одиноко неподалеку стоявшей металлической будки:

– Алле! Вас слушают, – ответил знакомый всем телезрителям голос.

– Как дела? – как можно оптимистичнее спросил Сергей. – Когда мне можно заявиться?

– Старик, это же твоя квартира. О чем ты говоришь?

– А как процесс?…Только собирает начаться?

– Процесса не будет. Сегодня не тот настрой. Мы сидим с Наташей и просто выпиваем шампанское. Приходи – разбавишь наше одиночество.

– Ну раз так – сейчас буду.

На этот раз Новоженов притащил с собой молоденькую журналистку, пытавшуюся всю последнюю неделю взять у него интервью.

Левино шампанское оказалось на редкость удачным, сделанным на одном из настоящих заводов плодородного Крыма. И вкусным оно было именно поэтому – что было настоящим, а не бутилированным в московской области представителями многочисленной и крайне реакционной азербайджанской мафии.

Лева сразу рассказал смешную историю:

– Когда я работал в «Литературной России», было такое еженедельное издание, наш главный художник всегда ходил по нашему зданию со стаканом, где он промывал кисточки. Но в стакане было не вода, а водка, естественно разноцветная. Он ходил, отпивал в целях маскировки. Однажды он купил новый с иголочки костюм, это было большое событие, потому что другой одежды у него не было. И вот он приходит, и что с этим костюмом, где он был?! – передать невозможно. И синяк во все лицо. Оказывается, он поскользнулся, упал лицом. Ну… костюм пришлось постирать. В таком виде он побежал за бутылкой в магазин. У Вани был такой вид, что даже милиционер, который шел по своим делам и, вообще, у него уже закончилась работа, не выдержал и сказал укоризненно: «Вы бы на себя посмотрели». – «А ты сам на себя посмотри», – сказал Ваня. «А вы кто такой? – обиделся страж порядка. – Ну-ка, ваши документы?». Ваня вытаскивает сафьяновское удостоверение «Пресса», золотыми буквами: главный художник органа Союза писателей СССР «Литературной России» Иван Сидоров, фотография. Тогда такой документ иметь – это значит, что в жизни все у тебя в порядке. Но милиционер говорит: «Такую ксиву на Тишинке за копейки сделать можно». – «Не верите?! – оскорбился Ваня. – Вон идет наш зам. главного редактора!» А мимо действительно шел Киреев, полковник в отставке, работавший прежде в «Красной звезде», с авоськой, где лежал какой-то лук. Он говорит: «Да, подтверждаю», – и достает такую же ксиву. Мент в ужасе говорит: «Да ну вас, вообще…» – И ретируется.