Фестиваль

У Сыскова ни сейчас, ни в те времена, когда он считался полноценным художником, никогда не было музы. Никто не будоражил его воображение, не вдохновлял к написанию какого-нибудь шедевра, не шептал на ухо разные очаровательные глупости, способные подтолкнуть к созданию сверхъестественного шедевра. И теперь он почувствовал в этой миловидной девушке именно то, что искал на протяжении долгих и мучительных лет. Сысков попытался выразить свои чувства в искрометном монологе, но Галя его не поняла. Опорожнив до конца бутылку шампанского, она послала Колю за водкой, сама тем временем вращаясь на крутящемся стуле и размышляя на тему, касающуюся взаимоотношений сначала между мужчиной и женщиной, а потом между творцами и их поклонниками. Почему-то сразу вспомнился Никита Сергеевич Хрущев и его краткая характеристика художников-авангардистов, данная им при посещении выставки в Манеже много лет назад: «Пидорасы!».

Галя очнулась – за окном была ночь, ее наручные часы показывали половину второго ночи. Николай гремел на кухне какими-то металлическими предметами, тихо работал видеомагнитофон.

– Ты проснулась, дорогая, – услужливо пробормотал хозяин. – Я сейчас приготовлю тебе кофе, а ты пока посмотри телевизор.

Галя завалилась на подушки и, еще плохо соображая, уставилась осоловевшими глазенками в прямоугольные очертания «ящика». Мелькнули начальные титры, вслед за которыми на экране показалось довольное лицо Сергея Сергеевича.

Она подумала, что сошла с ума, ведь ночного вещания на российском телеэфире еще не существовало. А тем более флюсовская программа – откуда она там может взяться?

Некоторое время Монастырева просто смотрела передачу «Смех без причины», не пытаясь даже сосредоточиться.

Вошел Николай и, увидев недоумение девушки, с улыбкой пояснил:

– Это очень смешная передача «Смех без причины», я записал ее с эфира на магнитофон полтора месяца назад.

– Ф-фу… – Девушка облегченно вздохнула. – А я уже подумала, что окончательно свихнулась. Крыша уехала вследствие неумеренного общения с собственным шефом.

Галино руководство в лице генерального директора «Фестиваля» господина Флюсова добралось до своей квартиры лишь к программе «Время». Достаточно было Сергею только переступить порог, тут же затарахтел телефон.

– Перебьетесь, – торжественно вслух решил писатель.

Тогда раздался звонок в дверь. С разницей в несколько минут в его скромное жилище ввалились: сначала Лена, потом Маша, а затем и Жигульский.

Всех внезапно прибывших Сергей разместил на кухне, предложив им общение между собой и пообещав присоединиться через некоторое время.

Михаил Жигульский, безоговорочно приняв на себя функции хозяина, занялся приготовлением душистого чая.

– Какой день не могу поймать нашего уважаемого, – сообщила Лена.

Маша с ненавистью посмотрела на нее и спокойно заметила:

– Сергей Сергеевич не любит случайных знакомых, а вы, судя по всему, именно из этой серии.

Дверь в кухню отворилась, и появившийся Флюсов спросил:

– Ну, что, еще не подрались?

– Было бы из-за кого… – Жигульский усмехнулся.

– Знаете что… Идите-ка остыньте. Я сейчас включу телевизор. До эфира «Вестей» с Клаусом еще куча времени, поэтому я предлагаю… – писатель развернул газету с телепрограммой, – посмотреть… ну, например футбол.

Голос комментатора не был знаком никому из четверки, собравшихся у телевизионного приемника, хотя бы потому, что кроме хозяина спортивную игру с пятнистым кожаным мячом никто никогда не смотрел, а сам Сергей Сергеевич был настолько утомлен прошедшим днем, что вообще никого не собирался узнавать в этот приятный осенний вечер. Комментатор же, судя по интенсивности речи, чувствовал себя прекрасно, говорил быстро и громко, без тени сомнения. Некоторое раздражение в общую картину репортажа вносили лишь гнусавые нотки в тембре его голоса:

– Напоминаем вам, уважаемые телезрители, что сегодня в эфире большой футбол. Идет семьдесят девятая минута международного товарищеского матча между сборными Франции и Сенегала. А на табло по-прежнему нули. С мячом полузащитник Анри. Он бежит поперек поля, затем отдает пас, получает его обратно, останавливается и в задумчивости смотрит по сторонам. Кстати, Пьеру Анри в декабре позапрошлого года исполнилось сорок шесть лет, он самый возрастной игрок в команде. Анри убирает мяч под себя и… все – мяч потерян. Но ненадолго, через секунду он опять у французов. Им овладел другой хавбек – Зидан. Ему сорок шесть лет стукнет только лишь лет через двадцать, а точнее, через двадцать один год. А к защитнику Жоресу этот возраст подкрадется лишь через четверть века. Но тогда ему стукнет уже не сорок шесть, а пятьдесят четыре.

Флюсов подозрительно покосился на Лену, но она в ответ только надула губы.

– Странный какой-то комментарий к матчу.