Читаем Февраль - кривые дороги полностью

— Знаешь что, — обратилась она к Насте, — познакомь меня с кем-нибудь, ладно? Или лучше заходите всей компанией ко мне. В самом деле, Настенька! Что тебе стоит...

— Хорошо, зайдем, — несколько неопределенно пообещала Настя, потому что не знала, как устроить это.

Днем девушки вместе с демонстрацией прошлись по главной улице под духовой оркестр, потом, изрядно озябнув на ветру, завернули домой.

Тоне все казалось в городке мизерным, некрасивым: и демонстрация в несколько сот человек, и принарядившиеся ради праздника жители.

— Смотри, смотри, шаль-то с какими разводами, при царе-горохе, должно быть, куплена, — мало беспокоясь о том, что ее могут услышать окружающие, смеялась Тоня, хватая Настю за руку.

— Самохинская дочка пожаловала... Ишь, недобитые буржуи, — донеслись до Насти пересуды в женских рядах.

Дома гостья заявила, что вечером они с Настей пойдут в клуб.

Ксения Николаевна, поправляя свой полуседой пучок, робко напомнила падчерице:

— А к отцу на могилку когда же?

— Ах да, совершенно вылетело из головы! — Тоня на секунду задумалась, потом ловко щелкнула пальцами, тоном избалованной девочки спросила у мачехи:

— Если останусь назавтра погостить у вас, не выгоните?

Ксения Николаевна только головой покачала. Ответила Настя:

— Оставайся, что за вопрос!

Тоня затеяла делать себе новую прическу перед зеркалом, сменила кофточку. А ту, которая была на ней, заставила надеть Настю. Та надела и не узнала себя.

Тоня пришла в восторг — ну до чего же к лицу!

— Дарю! — воскликнула она. — Носи, красуйся, пользуйся успехом, — и услыхала в ответ:

— Не надо, не возьму.

— Возьмешь. У меня не последняя, а мы не чужие! — раскрасневшись, запальчиво кричала Тоня и не успокоилась до тех пор, пока не настояла на своем.

Ксения Николаевна, возясь с посудой, только головой качала, сочтя благоразумным не вмешиваться: как поступит дочка, пусть так и будет.

«А Тонечка-то, господь с ней, взбалмошная, не в отца пошла и скупости в ней ни на грош», — растроганно думала она о падчерице.

В клубе у Насти оказалось много знакомых по школе, по пионерскому отряду, все выросшие, изменившиеся. Заиграл баян, начался бесконечный вальс, кружись и кружись, потому что ничего другого никто не умел.

Настю приглашали наперебой, затем кто-то попросил ее выйти на сцену и почитать стихи. Она согласилась. Прочитала Пушкина «Я вас любил» и отрывок из «Евгения Онегина». Ей шумно хлопали.

Для Тони нашлись кавалеры посолиднее: заведующий клубом и молодой начальник электростанции не отходили от нее. Приходилось танцевать то с одним, то с другим.

Девушки косились на Тоню. Ее бесшабашный хохоток достигал ушей Насти, вызывал улыбку.

«Простецкая девка эта Антошка!» — невольно думалось ей.

Когда кончился вечер, местные девчата отбили-таки у Тони своих кавалеров, не позволили им пойти провожать ее до дома.

— Пользуйтесь на здоровье! — насмешливо бросила им вдогонку Тоня.

Ни капельки не обескураженная, с самоуверенным достоинством красивой девушки, она продолжала стоять в дверях, ожидая Настю.

— Прошвырнемся по улице, благо вечерок хорош, не возражаешь? — предложила Тоня.

— Не возражаю, — согласилась Настя.

Народу гуляло много. Каждую парочку Тоня провожала завистливым вздохом:

— Счастливые, времени даром не теряют! А тебе нравится кто-нибудь из мальчишек? Поклонником не обзавелась? — спросила она у своей спутницы.

— Да пока не обзавелась!

— Теперь послушай мои заветные желания... Хочу подцепить красивого мужа, но при этом он должен хорошо зарабатывать. Женщина быстро старится в нищете, делается неинтересной... Представляешь: высокий, статный молодец, все глядят на него, я иду рядом, гордая и неприступная. Глядите, завидуйте, а он мой!

— Ну и как, нашла такого? — поинтересовалась Настя.

— Нашла, тетка сосватала. Только он сейчас в отъезде. Скульптор по профессии, человек с положением. Быть женой служителя искусства нелегкое дело! Ну да я не из трусливых. Вернется из командировки Александр Силыч, я тебя познакомлю с ним! — пообещала она Насте таким тоном, будто собиралась оказать ей большую услугу.

— А учиться дальше не думаешь? — спросила Настя.

— Нет, не думаю, да и зачем? — протянула Тоня. — Тетка вон считает, что жена мужем красна! А у меня, между прочим, есть профессия, для женщины ее с избытком хватит! Не всем же в рабочий класс подаваться. Ты, случаем, не раскаиваешься, что на завод пошла? — спросила Антонина Настю. — Народ там грубый и неинтересный, вероятно? Физический труд не облагораживает человека...

«Ну и плетет!» — снисходительно усмехнулась про себя Настя и, схватив Тонину руку, стала изо всех сил сжимать ее, пока та не закричала, а выдернув, принялась дуть на сплюснутые пальцы.

— Теперь поняла, что такое рабочий класс, Антонина Самохина? — задорно спросила Настя у собеседницы. — Это во-первых. И во-вторых: рабочий класс наследник всего лучшего, что создало, что накопило человечество за много веков. Учти, всего богатства и всей культуры!

Тоня поморщилась и перебила Настю.

— Ну, в политграмоте я не сильна. Только какая все же культура за станками?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза