Февраль - кривые дороги

С минуту они молча смотрели друг на друга. Он — весь ожидание, Настя — испытывая одну неловкость.

— Благодарю, так сказать, за заботу обо мне, — первой заговорила она, — только что ты предлагаешь? Принадлежавшую тебе жилплощадь или...

Он пунцово покраснел, перебил ее.

— Не утрируй. Я предлагаю... выходить за меня замуж. Ей-богу, мое чувство стоит того!

— Твое — не берусь спорить. А мое чувство ты взял во внимание?

— Взял, — с живостью подхватил Ивлев. — Оно было и прошло. Между прочим, я всегда считал, — он несколько замялся, — вернее, предвидел, что Федор Коптев не женится на тебе. Не сердись за откровенность...

«Пророк несчастный, — подумала про себя Настя, задетая за живое, — свалился на мою голову!»

— Можно узнать, почему у тебя возникло такое предвидение? — спросила девушка, очень недовольная тем, что Ивлев посмел коснуться запретной темы. — Хотя нет, лучше ничего не объясняй, не нужно, — поправилась Настя. — Факт с женитьбой Коптева, как говорится, налицо, и ты, получается, прав! — докончила она, довольно бесцеремонно выдергивая свою руку и вставая.

Тут бы Ивлеву остановиться, но его будто подменили; он тоже встал и, переминаясь с ноги на ногу, продолжал:

— Если бы Федор и женился, то ты не была бы с ним счастлива!

— Час от часу не легче. Тогда отчего же ты не спасал меня от него, или, попросту, не отбивал? — запальчиво спросила Настя.

— С первой любовью не легко бывает справиться... желательно дать ей кончиться самой по себе.

— Браво! Стало быть, ты предпочел благоразумное выжидание? Покладистая же у тебя любовь.

— Что ты говоришь, Настенька! — протестующе воскликнул Ивлев. — Бог с тобой. А на вопрос мой ты так и не ответила...

— Разве? Тогда слушай: я предпочитаю барак!

«Вот тебе, получай за свое предвидение и катись восвояси... Как все просто у тебя, — сердито думала Настя, направляясь в палату. «Было чувство и прошло», — мысленно передразнила она Ивлева, с досадой припомнив его слова. Да, было, а к тебе нет и никогда не будет, нетактичный, ограниченный человек и лицемер со своим товариществом... Плохо я знала тебя до сих пор».

Г Л А В А XXXI

Палаточный городок для погорельцев вырос напротив завода за одни сутки и был окрещен молодежным. Семейных вселяли в недостроенные, но уже подведенные под крыши дома. Хуже обстояло дело с домом для общежития ФЗУ — он существовал еще только в чертежах. Однако ребята не унывали, бивачная жизнь в палатках вполне устраивала их — еще до осени далеко.

Для них построили барак в Карачарове, и был он, не в пример сгоревшему, довольно неуютным и совсем необжитым.

Клава Кузнецова не стала тянуть с переездом, она облюбовала в бараке два топчана с изголовьями к окну: для себя и Насти. Не привозить же из больницы ослабевшую после хвори подругу в продуваемую палатку без элементарных удобств!

За Клавой переселились еще несколько девушек.

— Ничего, Настенька, заживем уютненько, я герань раздобыла. Цветет вовсю! Насчет нашего добришка завод тоже позаботился, выхлопотал ордера на одежду и обувь. Чуешь, как опекают нас? Только вот не знаю, покупать ли тебе сейчас платья? Повременить придется, пока снова в тело войдешь...

Настя, уже примирившаяся со своим больничным обличьем, во всем соглашалась с хозяйственной Клавой.

Все же она была неприятно удивлена произведенным на Клаву впечатлением, когда та увидела ее в знакомом, теперь пока единственном, блекло-голубом платье.

— Словно на вешалке болтается, да? — не без иронии спросила она, заглядывая на себя в зеркало.

Подруга сконфузилась, но не отвела глаз, пообещала:

— На воле я тебя мигом поправлю!

В бараке все было предусмотрено: в уголке возле кухонного стола возвышалась новешенькая керосинка, в аккуратном мешочке хранился запас манки.

— Кашкой тебя кормить буду по предписанию врача.

— Обрадовала, нечего сказать! — пригорюнилась Настя, бросая завистливые взгляды на группу девчонок, расположившихся вокруг тумбочки со снедью на газете.

— Куда смотришь, отвернись! — в сердцах прикрикнула Клава. — Не пройдет минуты, как у меня все готово будет!

Первая ночь, которую Настя провела на закрепленном за нею топчане, оказалась чудодейственной: ни слабости, ни признаков боли в желудке. Порозовевшее со сна лицо стало как будто округляться.

Вечером, сидя у подруги на топчане, Клава по секрету сказала ей про наступающий день рождения Филиппа Клейстерова.

— Двадцать три стукает. Собирается отметить это событие, паек подкапливает. Нас с тобой приглашает и еще одного товарища — студента, из милиции в юридический поступил. Заветная мечта моего Фили! — Клава хихикнула, потом вздохнула. — Так пойдем или нет?

Она очень боялась, что Настя не согласится — после больницы все же...

Настя задумалась, представляя, как все это будет. От Клавы она знала, что ее «предмет» снимает у Крестьянской заставы комнату в квартире пожилой женщины, любительницы цветов, живет в чистоте и уюте. Общество добродушного, стремящегося быть «на культурном уровне» Филиппа всегда по душе Насте, и отведать у него чего-нибудь вкусненького тоже очень неплохо! Вот только как с платьем быть?