Февраль - кривые дороги

Но Кирилл Иванович сам мешал Насте работать: то вызывал ее к себе в редакцию, то подавал за ней машину к институту. Первые минуты их встреч проходили, как правило, по-деловому. Он настолько вжился в ее повесть со своей безукоризненной памятью, что мог без рукописи подсказать, где следовало подчистить тот или иной эпизод, а где написать его заново и как именно.

Настя не могла не слушать его с почтительным уважением. Недаром Кирилл Иванович назвал себя однажды в шутку «дойной коровой», из него так и сыпались разные идеи, советы, и она пользовалась ими, отлично понимая, что они идут на пользу рукописи.

Сколько Настя ни давала себе обещаний держаться настороже, не проворонить нужную минуту, вовремя прервать их встречу, он, словно разгадав ее хитрость, всегда внезапно менял тему разговора, изо дня в день повторяя одно и то же.

Он больше не может, не хочет, наконец, ждать! У него есть благоустроенное жилье, куда она может переселиться на первое время.

— Предупреди мужа, ну, скажи ему, так и так... Ты же взрослая женщина, сама решай свою судьбу!

— Я уже решила ее давно, — безуспешно возражала Настя.

Он закипал гневом.

— То давно было. И ты его никогда не любила... Да, да! Теперь ты полюбила... Кого ты обманываешь?

Вскоре он сказал ей:

— Вот что, не лучше ли мне самому поговорить с ним. Эка невидаль — жена уходит от мужа!

Но едва Кирилл Иванович произнес эти слова, как сам был испуган происшедшей в Насте переменой.

— Попробуй только сунься к нему! — побледнев, пригрозила она, впервые называя его на «ты». — Не забывай — он отец моего Леньки, и сын любит его!

...Настя вздрогнула. Зазвенел звонок по всему институту, извещая о начале занятий. Она поспешно стала собирать раскрытые учебники и укладывать их в портфель.

Почти два часа она провела в полном одиночестве наедине со своими мыслями. Никто не потревожил ее, не спугнул. Спасибо за то заветным стенам. А звонок Кирилла Ивановича можно объяснить просто: узнал, наверное, от их руководителя творческого семинара о безуспешных попытках автора устроить рукопись в печать, ту самую рукопись, в которую вложено немало его труда, и пренебрег их решением больше никогда не видеться... Так, и только так! Напрасно ты обольщаешься, Анастасия Воронцова, будто он позвонил потому, что не выдержал, истосковался по чужой жене!

О сегодняшнем звонке следует обязательно сказать Василию, но поосторожнее. Сама с некоторых пор уверяла мужа в придирчивой, необоснованной требовательности главного редактора к ее повести, потому, дескать, она и обходит стороной возглавляемый им журнал. И вдруг...

«Да, вдруг! Раз позвал, стало быть, не прочь предложить помощь. Не отказываться же от нее, ибо я, мало сказать, устала бегать по издательствам, я близка к отчаянию!»

Г Л А В А IV

Если не кривить душой, а положа руку на сердце откровенно признаться себе, так ли уж был неожидан для нее звонок Кирилла Ивановича, то Настя должна бы была сказать — нет! Ибо все эти восемь месяцев она подсознательно не переставала ждать его, сначала мучительно, вздрагивая при каждом телефонном звонке и загораясь надеждой. Потом она уже не сомневалась, что пройдут год, два, наконец, и все уляжется в ее душе!

Нашла же она в себе решимость расстаться с ним ради сына. В чем Леня провинился перед нею? Как поймет он и как переживет разрыв матери с отцом при его-то столь неровном здоровье? По-матерински ли будет нанести ему такой удар? Пусть лучше она зажмет свое сердце в кулак, перестрадает молча. И Кирилл Иванович утешится. Зрелый, видавший виды мужчина — пожил небось в свое удовольствие!

Все в жизни имеет начало и конец. Все! Как и ее запоздало вспыхнувшее чувство к другому человеку... Не платить же за него нестерпимо дорогой ценой!

Стоило Насте вызвать в воображении весь ужас своей начисто разбитой жизни, как она готова была скорее отрубить себе руку, нежели поднять ее к телефону! Кончено и слава богу, она осталась в привычной, налаженной жизни, не причинив зла ни сыну, ни мужу, которого тоже следовало пожалеть. Как хорошо и как давно они знают друг друга...

Знакомства, как такового, не было. Работали в одном цехе, при встречах здоровались. На собраниях часто сидели рядом. Однажды Василий увязался проводить ее до общежития. В комнату не зашел, распрощался у крыльца, по всем признакам смущенный любопытными девчонками, облепившими окна.

— Ничего себе, подцепила добра молодца, — похвалили они Настиного провожатого. — Пожалуй, повиднее твоих стихотворцев будет!

— Да, недурен! — лишь бы сказать что-нибудь, не задумываясь, отвечала Настя.

Потом несколько дней спустя, когда Василий пригласил ее в Сокольнический парк покататься на каруселях, она как следует рассмотрела своего кавалера.

Добрый молодец с ухаживаниями не навязывался, вел себя с девушкой по-товарищески, поговорить находил о чем. Рассказал, как брал расчет на заводе, год работал лесорубом на Севере. Не постеснялся признаться почему: заболела сестренка, нужны были деньги, чтобы отправить ее пожить на Юге, закрепить лечение.