Февраль - кривые дороги

— Ты ее, между прочим, должна знать. В одном потоке в ФЗУ учились. Она помнит тебя!

Настя не помнила, но поинтересовалась, как сложилась дальше судьба сестры.

— Нормально сложилась. Правда, она по совету врачей из цеха перевелась в контору. Там ее облюбовал один инженер. Ждут пацана. Собираются назвать Васюткой в мою честь! — как-то особенно по-доброму улыбаясь, рассказывал Василий.

— У вас, должно быть, очень дружная семья! — сказала Настя.

Они шли по широкой липовой алле к пруду. Присутствие весны, набухающих почек, тонкой свежести апрельского воздуха давало о себе знать — дышалось легко, усталости после рабочего дня как не бывало.

Василий не сразу ответил, а когда заговорил, голос его звучал глуховато, чуть взволнованно.

— Ничего живем. Делить нам нечего. Отца с полгода назад похоронили, так что теснее стали друг к дружке.

Настя с сочувствием взглянула на своего спутника. Несколько шагов они прошли молча. Потом Настя спросила:

— А почему ты меня позвал именно в Сокольники?

Он вдруг вспыхнул, притворно закашлялся, но быстро преодолел свое смущение.

— Ладно, я скажу... — Василий помедлил, как-то по-особенному проницательно присматриваясь к девушке. — Я живу здесь рядом, на просеке...

У Насти вырвался возглас удивления: живет рядом, а все равно провожает ее в другой конец города до самого общежития!

— Да, я живу рядом, — настойчиво повторил он. — И мое желание — зазвать тебя к нам, познакомить с матушкой...

Настя откровенно залюбовалась им. Отважно парень признается в своих чувствах и о матери как хорошо сказал — такого огорчить жалко!

— Хорошо, Вася, я с удовольствием зайду к вам, только в другой раз!

— В другой так в другой, я подожду!

В середине месяца, после получки, Василий пригласил Настю в Большой театр на «Сказку о царе Салтане». Они сидели близко к сцене. Василий в темно-синем костюме, Настя в голубом крепдешиновом платье.

Поднялся занавес над сценой. Появился дворец Салтана с широкими ковровыми лавками по стенам и у окон, с цветными ромбообразными стеклами, за которыми просвечивались силуэты дворцовых теремов с высокими крышами, пышные одежды, сверкающие каменья на женских кокошниках, расшитые сапожки с загнутыми вверх носками — вся та далекая старина добродушно-жестоких, придурковатых царей, жившая в воображении еще с детских лет, когда впервые были прочитаны сказки Пушкина, теперь воочию предстала перед глазами Насти.

С появлением в сказке чудом спасенного сына царя Салтана Настя невольно покосилась на своего кавалера. Если Василия с его глазищами, слегка вздернутым носом на свежем круглом лице нарядить в островерхую шапку и бархатный кафтан Гвидона, то Белая Лебедь вполне может величать его «князь ты мой прекрасный!».

На обратном пути из театра половину дороги Василий с Настей шли пешком. Пребывая в отличном настроении, Настя читала свои стихи, а Василий сдержанно, но умно, к ее удивлению, разбирал их.

Настя не удержалась, рассказала ему про письмо Демьяна Бедного, на память процитировала начало:

«Настенька, вы определенно большая умница!..»

— Ну, под этой строкой я со всем моим удовольствием могу подписаться! — воскликнул Василий.

— Спасибо! — снисходительно поблагодарила Настя и как бы между прочим заметила, что на днях должен состояться ее творческий отчет в кабинете рабочего автора. Пригласительные билеты, а их более сотни, уже отпечатаны и разосланы.

Василий поинтересовался, в чем заключается такой отчет.

— Свое что-нибудь прочитаю, затем будут выступления. Обычно на подобных мероприятиях предпочитают курить фимиам... — небрежно пояснила Настя.

— Мне нельзя разжиться одним билетиком?

— Нельзя, Вася, поздно уже, — явно говоря неправду, отказала Настя, вспомнив, что на вечере обещали быть ее друзья — «литературные пареньки», а они языкастые, догадливые. Начнут потом донимать ее новым поклонником.

«Литературными пареньками» Настя называла своих сподвижников по литобъединению при одном журнале, где она была признана «своей, на уровне». Начинающие прозаики и поэты с юношеской самонадеянностью приписывали себе исключительное право на утонченность чувств и глубину переживаний, отказывая в том прочим людям, не причастным к миру искусства. По этой теории следовало, что Василий в интеллектуальном смысле значительно ниже их, и его сам бог велел выставить перед девушкой в невыгодном свете. После же сегодняшнего вечера Насте не хотелось Василия Майорова отдавать на растерзание «литературным паренькам».

У подъезда общежития, двухэтажного стандартного дома, взглянув на светящееся в их комнате окно, она поторопилась протянуть кавалеру руку.

— Благодарю за чудесно проведенный вечер!

Напевая, Настя поднялась по лестнице в комнату на четверых, где не особенно заботились об уюте. Поначалу, когда вселяли после барака в этот казавшийся им верхом благоустроенности дом с туалетом и раковиной, рвение было: сложившись, купили клеенку на стол, раздобыли горшок герани для украшения окна, да на том и успокоились. Самая хозяйственная из всей четверки, Клава Кузнецова, и та быстро сдалась.