Февраль: Роман-хроника в документах и монологах

В дверях появился государь. Он был в серой черкеске... Я не ожидал его увидеть таким... Лицо? Оно было спокойно. Мы поклонились. Государь поздоровался с нами, подав руку. Движение это было скорее дружелюбно... Жестом он пригласил нас сесть. Государь занял место по одну сторону маленького четырехугольного столика, придвинутого к зеленой шелковой стене. По другую сторону столика сел Гучков. Я — рядом с Гучковым, наискось от государя. Против царя был барон Фредерикс.

Говорил Гучков. И очень волновался. Он говорил негладко и глухо. Говорил, слегка прикрывая лоб рукой, как бы для того, чтобы сосредоточиться. Он не смотрел на государя, а говорил, как бы обращаясь к какому-то внутреннему лицу, в нем же, Гучкове, сидящему. Как будто бы совести своей говорил.

— Ваше величество... В Петрограде создалось в высшей степени угрожающее... Беспорядки перекинулись на Москву... В Петрограде нет ни одной надежной части, а все прибывающие войска тотчас переходят на сторону восставших... Организовался временный комитет Государственной думы, но власти у него нет... Крайние элементы борются против монархии за социальную республику...

Государь сидел, опершись слегка о шелковую стену, и смотрел перед собой. Лицо его было непроницаемо. Я не спускал с него глаз. Он сильно изменился, похудел, но не в этом было дело... Дело было в том, что вокруг голубых глаз кожа была коричневая и вся разрисованная белыми черточками морщин. И в это мгновение я почувствовал, что эта коричневая кожа с морщинками — маска, что это ненастоящее лицо государя и что настоящее, может быть, редко кто видел, может быть, иные никогда, ни разу не видели... Да, государь смотрел прямо перед собой непроницаемо. Всем своим видом он говорил: «Эта речь — лишняя».

В это время вошел генерал Рузский. Он поклонился государю и, не прерывая речи Гучкова, занял место между бароном Фредериксом и мною.

— Кроме нас,— продолжал Гучков,— заседает еще комитет рабочей партии, и мы находимся под его властью и его цензурой. Это движение начинает нас уже захлестывать, оно захватывает низы и солдат, которым обещает землю. Пожар может перекинуться на фронт. Нужен на народное воображение такой удар хлыстом, который сразу переменил бы все. Таким единственным выходом является передача верховной власти в другие руки — отречение вашего величества в пользу сына при регентстве Михаила и образование нового правительства. Только это может спасти монархический принцип, спасти династию.

Гучков кончил. Государь ответил. После взволнованных слов А. И. голос его звучал спокойно, просто и точно. Только акцент был немножко чужой, гвардейский:

— Я принял решение. Я думал в течение утра... И во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз обдумав свое положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучиться с ним не могу. Отрекаюсь в пользу брата Михаила. Надеюсь, вы поймете чувства отца...

К этому мы не были готовы.

— Да, но как это будет выглядеть,— как-то неуверенно проговорил Гучков,— с точки зрения...

— Я сказал,— твердо произнес государь.

Тысячи мыслей пронеслись в этот момент, обгоняя одна другую. Каждый миг дорог. Спорить бессмысленно. Если здесь есть юридическая неправильность... Если государь не может отрекаться в пользу брата... Ну, и прекрасно! Пусть будет неправильность! Мы выиграем время! Династия все равно будет спасена. Некоторое время будет править Михаил, потом, когда все угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Алексею Николаевичу.

Очевидно, Гучков думал о том же.

— Мы согласны,— сказал он и передал государю набросок акта об отречении.

Государь взял его и вышел.

Когда государь вышел, к нам подошел генерал Данилов.

— Не вызовет ли отречение в пользу Михаила Александровича впоследствии крупных осложнений ввиду того, что такой порядок не предусмотрен законом о престолонаследии?

Мне на ум в этот момент пришла прекрасная аргументация:

— Отречение в пользу Михаила не соответствует закону о престолонаследии, это верно. Но нельзя не видеть, что этот выход имеет при данных обстоятельствах серьезные удобства. Ибо если на престол взойдет малолетний Алексей, то придется решать очень трудный вопрос: останутся ли родители при нем или им придется разлучиться? В первом случае, то есть если родители останутся в России, отречение будет в глазах народа как бы фиктивным... В особенности это касается императрицы... Будут говорить, что она так же правит при сыне, как при муже. При том отношении, какое сейчас к ней, это привело бы к самым невозможным затруднениям. Если же разлучить малолетнего государя с родителями, то, не говоря о трудности этого дела, это может очень вредно отразиться на нем. На троне будет подрастать юноша, ненавидящий все окружающее, как тюремщиков, отнявших у него отца и мать...