Февраль

– Жозефина! – С неподдельным облегчением воскликнул Габриель. Правда потом, заметив, какими глазами я смотрю на него, живо изменил выражение лица на более подходящее к случаю. Подозрительное.

Такого, какого я не видела у него прежде.

– Это ты, – дрожащими губами прошептала я. – Это был ты… Ты убил их всех…

Хуже всего было то, что Габриель, единственный, кому за прошедшие дни выдвигали эти чудовищные обвинения, не стал ничего отрицать. И придумывать себе оправдания он тоже не стал, хотя я так ждала от него этого! Господи, вы не представляете, как ждала я, что он развеет мои подозрения одной своей улыбкой! И если бы он сказал в тот момент: «Да как тебе в голову такое пришло?!» я ты тотчас же отбросила прочь дурные мысли, и, упав в его объятия, разрыдалась бы от облегчения.

Но он этого не сказал.

Он лишь спросил с усмешкой:

– И чем же я себя выдал?

Значит, всё-таки, правда? Господи, нет! Не может быть, не может быть, Господи! Это не мог быть он, это какая-то ошибка, это…

Боже мой.

Мне не могло, просто не могло так фатально не везти с мужчинами!

– Рисунок, – ответила я сдавленно, кивнув в сторону картины на стене. – Это ведь Офелия де Вино? Одна из твоих жертв?

– Легкомысленная девчонка, – прокомментировал Габриель. – Незабудка! Она обожала голубой цвет. И жизнь её оказалась такой же скоротечной.

Я зажала рот ладонью, и сделала шаг назад. Поздновато для отступления, вы не находите? Но, увы, слишком поздно я поняла, что за чудовище этот человек. Человек, который стоял сейчас передо мной и улыбался, как ни в чём не бывало.

– Как ты поняла, что картину написал я? – Спросил Габриель с лёгкой ноткой недоумения. – Я же сам сказал тебе в тот день, что это работа Трауба, чтобы не возникло лишних подозрений.

– И ты думал меня обмануть?! Меня?! – Я невесело усмехнулась. – Я достаточно хорошо разбираюсь в искусстве, чтобы узнать мастера по работе! В твоём случае это оказалось проще простого. Тебя выдала твоя чёртова неповторимость, Габриель, твой невероятный талант и твой удивительный стиль! Я видела альбомы у тебя в комнате. Я видела картины, похожие на эту, исполненные в той же цветовой гамме.

Я тогда решила, что он подражал какому-то известному художнику, а на самом деле это было не так! Я понимала, что уже видела похожие работы, но всё никак не могла вспомнить где. В домике у реки! Когда я увидела её в первый раз, я ещё не знала, как выглядит Офелия де Вино, и не могла сопоставить одно к другому. Господи, какой дурой я была!

А Габриель, наоборот, сказал:

– А ты оказалась ещё умнее, чем я думал, Жозефина!

Да уж, умнее. Умудрилась влюбиться в серийного убийцу, умудрилась лечь к нему в постель, и хотела бежать с ним…! Единственный вопрос, который волновал меня теперь – как далеко я бы убежала? Когда он планировал убить меня? Или он не планировал? Или он, действительно, был нормальным человеком в какие-то моменты своей жизни, а в полнолуние, например, становился одержимым, как в страшных сказках Эдгара По? Как… как вообще мыслит этот человек? Когда-то мне казалось, что я могу понять логику убийцы, и поэтому я спросила:

– Зачем…? Зачем всё это было, Габриель? Зачем ты убил их всех?

А может, у него, как и у меня, был какой-то свой мотив? Может, прав был Гринберг, когда говорил, что некоторые из них заслуживали смерти? Может, никакой он не психопат, а просто отчаянный, потерянный и несчастный человек, такой же, как я?

Я до последнего не верила в худшее.

Я всё ещё надеялась спасти свою любовь, которую недавно обрела.

Боже, я всё ещё на что-то надеялась!

Ровно до того момента, как он сказал:

– Они были красивые, Жозефина. Только и всего.

О, нет, я, видимо, всё же недостаточно умна для того, чтобы понять ход мыслей этого человека! И я, действительно, в полнейшем недоумении уставилась на него, делая ещё один незаметный шаг назад. Куда я пятилась? Куда собиралась бежать? Выход из домика у реки был один, и его загораживал Габриель, прижавшийся спиной к двери и скрестивший руки на груди. Наблюдая за моим страхом, он улыбнулся и покачал головой.

– …но не такие красивые, как ты, Жозефина!

Это, конечно, здорово, что вы признаёте мою привлекательность, мсье Февраль, но в данный момент меня это ничуть не утешает! Я продолжала смотреть на него со всё тем же выражением бесконечного разочарования и боли, и отходила назад до тех пор, пока не упёрлась в широкий дубовый стол. Дальше бежать было некуда.

– Мне так жаль, любимая… – Произнёс он, судя по всему, вполне искренне. По крайней мере, в голосе его я уловила искреннюю печаль. Или я и в этом ошиблась? – Жаль, что всё так получилось… Ты не должна была узнать. Господи, ну почему ты у меня такая любознательная? Будь ты чуточку глупее, всё вышло бы как раз так, как я и хотел.

– А как ты хотел? – Еле слышно спросила я, вжимаясь в этот чёртов стол, будто надеясь, что он исчезнет куда-нибудь, и я вместе с ним.

– Я хотел сбежать с тобою, Жозефина. И быть с тобой до конца дней. Ты была бы моей музой.