Февральская сирень

Мужчины существовали для того, чтобы доставлять удовольствие или помогать в трудных жизненных ситуациях. Если же мужчина такие ситуации внезапно начинал создавать, то назавтра приходил в сознание уже в другой реальности, где не было и не могло быть Любочки Молодцовой. Неунывающей, неутомимой, неукротимой Лельки.

Мужчин она не то чтобы не уважала. Но не принимала всерьез. Проницательная Алиса, потерявшая счет подружкиным любовникам и переставшая пытаться запомнить их по именам, как-то заметила, что психологическая причина такого потребительского и несерьезного отношения к мужскому полу заключается в том, что Лелька выросла без отца.

Ее мама, тишайшая и скромнейшая тетя Надя, приехала в город из деревенской глубинки. Круглая отличница хотела быть учительницей. Она мечтала о том, чтобы, получив диплом, вернуться в родную деревню, учить детей, создать семью и провести жизнь, как положено в русских семьях.

Но вскоре неискушенная девочка была смятена и раздавлена свалившейся на нее любовью. Высокий, статный, белокурый и сероглазый аспирант с кафедры русской литературы проникновенно смотрел ей в глаза, наматывал на руку толстую, спускающуюся до подколенных впадинок шелковистую косу, шептал в нежное розовое ушко какие-то глупости, от чего оно начинало полыхать алым, клялся в вечной любви и, конечно же, читал стихи. Куда же без стихов! Много лет спустя Надя не могла без дрожи слышать строчки из любимого им Мандельштама.

Приехав домой на первые в ее жизни летние каникулы, она узнала, что беременна. Надя, может, еще долго бы не поняла, что ждет ребенка, но суровая бабка, несколько дней подозрительно косившаяся на хрупкую как тростинка внучку, пошла с ней в баню, осмотрела раздетую догола со всех сторон и, выйдя с темным, как туча, лицом, открыла страшную правду своей дочери — Надиной матери.

Скандал был страшный. Наутро Надя была отправлена обратно в город с наказом без штампа в паспорте, который бы мог прикрыть позор, на порог отчего дома не являться.

Жаркий июль плавил на асфальте остатки тополиного пуха. В общежитии было не протолкнуться от абитуриентов. Неумолкающий гвалт не давал спать по ночам. По утрам невыспавшуюся Надю сильно мутило. Она была растеряна и раздавлена свалившимся на нее известием и мучительно переживала предстоящий разговор с любимым, по счастью откладывающийся на неопределенный срок. Ее аспирант был в отпуске.

В том, что они поженятся, Надя даже не сомневалась. Ее смущало только, что любимый будет вынужден действовать по принуждению. И боялась, что это не принесет ей в будущем счастья. Однако жестокая действительность оказалась страшнее любых самых пессимистичных ожиданий.

Аспирант появился в городе лишь в середине августа. К тому моменту Надя уже успела встать на учет в женской консультации, где до слез смущалась своего незамужнего статуса, и сдать все анализы. Срок был уже вполне себе приличный — двадцать недель. И заметить их теперь мог любой, даже совсем не придирчивый взгляд.

Стоит ли удивляться, что подкарауленный на кафедре аспирант, увидев возлюбленную, изменился в лице.

— Ты с ума сошла? — зашипел он, схватив ее за руку и фактически вытолкав из кабинета. — Ты зачем в таком виде сюда приходишь? Хочешь, чтобы по институту сплетни поползли?

— А какая разница? — простодушно спросила Надя. — Какая разница, сейчас все узнают или после начала учебного года?

— О чем узнают, дура? — От волнения у любимого пропал голос, и он с трудом выговаривал слова. Из горла вырывался злой клекот.

— Павлик, я понимаю, что виновата, что так получилось, — жалобно ответила Надя. — Но и ты виноват тоже. Нам обоим нужно было думать. А вот ребеночек как раз не виноват. Он сразу после Нового года родиться должен. Или она. Мне так все равно. А ты кого хочешь — сына или дочку?

— А почему я должен кого-то хотеть? — с нехорошим прищуром уставился на нее аспирант. — Я ни к какому ребенку отношения иметь не собираюсь. Это твоя проблема, ты ее и решай.

— Как же я ее решу, одна? — спросила Надя, все еще не понимая масштаба свалившейся на нее беды. — Меня родители из дома выгнали.

— Ты что, деньги с меня трясти собираешься? Так я тебе ни копейки не дам.

— Какие деньги, Павлик, ты что? — В огромных Надиных глазах вспыхнула обида. — Ты не думай, мы в денежном плане выкрутимся. Когда поженимся, мне и родители помогут. Они небогатые у меня, но картошку-капусту пришлют. Да и на время академки я могу с ребенком домой уехать. Там свежий воздух, молоко. А ты тут будешь себе спокойно свою диссертацию писать. Мы с малышом тебе обузой не станем.

— Все решила, значит? — Аспирант оскалился уже совсем по-волчьи. — Так я твои планы на жизнь замечательные реализовывать не собираюсь. У меня свои планы есть. У меня наука, карьера. Зачем мне сейчас ребенок? В деревню она уедет! Ты что, не понимаешь, что хоть с ребенком, хоть без, а ты мне — обуза на всю жизнь?!

— Понимаю. — Надя склонила голову, пряча подступившие слезы. — Но это не только обуза, но и радость великая. И никакой карьере ребенок помешать не может, я в этом уверена.