Февральская сирень

Бунин крякнул.

— Ты ж меня без ножа режешь! — уныло воззвал он. — Вы с Димкой и так из всех возможных инструкций меня вышибаете, а тут еще Перцева! Лель, меня ж уволят.

— Ваня, в твоей ситуации одним грехом больше, одним меньше — уже без разницы, — философски заметила Лелька, и он, скрипя зубами, согласился с таким убийственным аргументом.

Так что Инка тоже гордо восседала сейчас на кухне, благосклонно глядя на собравшихся. То, что ее пригласили в маленький летучий штаб, она оценила.

— В общем, други и подруги, — начал Бунин, искоса оглядев собравшихся, — во первых строках своего письма скажу я вам, что Гоголина можно исключить из числа подозреваемых.

— Как?! — ошарашенно воскликнула Лелька. — А это точно?

— Ну, точно вскрытие покажет, — мрачно отшутился Иван. — Мы проверили, где он находился в те даты, когда были совершены преступления. И выяснилось, что во время двух убийств он находился в городе и теоретически, с учетом того, что точное время совершения преступлений нам неизвестно, мог быть убийцей, но в день последнего убийства был в командировке в Москве. В Минобр ездил.

— Ну, сказать он мог все, что угодно, — заметил Дмитрий. — В Минобре подтвердили, что он у них был?

— С Минобром сейчас работают, — кивнул Иван. — Тут же важно мужику репутацию раньше времени не попортить. Но есть еще одно обстоятельство. Гоголин никак не мог совершить убийство твоего, Дима, сына. — Он откашлялся.

— Нормально. — Дмитрий хлопнул его по плечу. — Я вполне в состоянии слушать. Почему? Есть доказательства его невиновности?

— В то время он тоже был в Москве, уехал на недельную конференцию ученых-биологов. Его там видела целая куча народу.

— А вырваться на один день он не мог? От Москвы электричка четыре часа идет. Дел-то.

— В том-то и дело, что не мог. — Бунин покачал головой. — Накануне того дня, когда был убит Миша, — он снова покосился на Воронова, — он попал в больницу с гнойным аппендицитом. Его из гостиницы в Склиф «Скорая» доставила. И ночью накануне убийства ему была сделана полостная операция. Так что после этого он десять дней лежал в больнице. Операция дала осложнение, началось воспаление, в общем, не мог он в нашем городе оказаться и на Митинском пустыре сидеть. Никак. Факты — вещь упрямая.

— Что-то у нас во всех направлениях дыры получаются, — заволновалась Инна. — С тремя жертвами был знаком Гоголин, с четвертой — Широков. Двух человек мог убить Гоголин, а еще двух не мог. Прямо не расследование, а решето какое-то. Дырявое.

— Теперь о Широкове, — невозмутимо продолжил Иван. — Этот во время всех четырех убийств был в городе. И поскольку работа у него свободная, то никакого точного алиби у него на эти дни нет. Впрочем, так же, как у его матери.

— А она-то тут при чем? — удивилась Лелька, и Иван рассказал им все, что узнал от Ольги Широковой.

— Интересно девки пляшут, — присвистнул Дмитрий.

— Да уж, это бомба, — удовлетворенно заметила Инна. — Если выяснится, что митинский маньяк, пять лет наводящий ужас на город, это женщина, да еще дочь последнего первого секретаря обкома, я проснусь знаменитой.

— Последний первый секретарь — это круто, — засмеялась Лелька. — А знаменита ты у нас и так. Звезда ты наша! — И, став серьезной, сказала: — Ребята, если это правда, то приемному сыну Гоголина грозит смертельная опасность. Наш директор лицея фактически лишил сына Широковых нормальной жизни, и Ольга Широкова вполне может отомстить, забрав в ответ жизнь сына Гоголина. В конце концов, он же тоже юноша, поэтому может в любой момент стать жертвой митинского маньяка.

— С чего ты взяла, что он юноша? — удивилась Инна.

— Как? Ты же мне сама сказала.

— Лелька, не натягивай факты. Я тебе сказала, что Гоголин усыновил мальчика четырнадцати лет.

— А это не одно и то же?

— Нет. Потому что он усыновил его тринадцать лет назад.

Лелька ошарашенно смотрела на подругу.

— Да, — подтвердил ее правоту Бунин. — Приемному сыну Гоголина Александру сейчас уже двадцать семь лет. Так что стать жертвой убийцы ему не грозит. А вот сам он быть убийцей вполне себе даже может, тем более что на необходимые даты у него тоже нет алиби. Я проверил.

— Ужас какой-то! — Лелька зябко повела плечами. — Дело разрастается, как снежный ком. Подозреваемых становится больше и больше. Ребята, мне страшно. А если вы его не поймаете до тех пор, когда он решится на новое убийство?

— Поймаем, — произнес Дмитрий, и столько уверенности было в его голосе, что Лелька тут же безоговорочно ему поверила.

Лежа в кромешной темноте ночной комнаты, он беззвучно плакал, стараясь не разбудить сопящего рядом Сашеньку. Слезы стекали по круглым щекам и длинному носу, оставляя щипучие дорожки, и попадали в рот, горькие, как полынь.