Фиалки на снегу

— До завтра, Изабель.

С тем он и откланялся, а Изабель, глядя на руку, которую он поцеловал, немедленно начала жалеть о своем решении. Она чувствовала себя обязанной принять приглашение графа — ведь он спас ее от Николаса. Кроме того, Изабель привлекало благородство его манер. А что важнее всего, Гизела посоветовала ей принять приглашение графа.

И все же Изабель не оставляло тягостное чувство, что она ведет себя нечестно по отношению к своему опекуну; ей даже расхотелось есть, и она решила вернуться в свою комнату, чтобы обсудить свои чувства с Гизелой.

Погруженная в свои мысли, Изабель пересекла холл и начала медленно подниматься по лестнице. Словно бы издалека до нее донесся стук дверного молотка и голос дворецкого, встретившего гостя.

— Изабель!

Окрик герцога Эйвона заставил девушку остановиться. Судя по всему, его светлость был чем-то недоволен.

Изабель обернулась, встретившись глазами с Джоном. «Ни один мужчина не может сравниться с ним в привлекательности», — подумала она. Мрачноватая красота герцога влекла ее так, как никогда не смогло бы увлечь обаяние белокурого графа.

— Спуститесь сюда, — приказал герцог. — Я хочу поговорить с вами.

— Вы собираетесь извиниться за ваше поведение? — поинтересовалась Изабель, приближаясь к нему.

Джон остановился у лестницы.

— Что здесь делал Гримсби? — В его голосе звучали нотки угрозы.

— Уильям пришел узнать, все ли со мной в порядке, — глядя прямо в глаза герцогу, ответила Изабель и, поколебавшись, прибавила: — Он пригласил меня поехать прокатиться с ним в Гайд-парк.

— Я запрещаю вам куда-либо ехать с ним.

— Вы мне запрещаете? — не веря своим ушам, переспросила Изабель.

— Гримсби — опасный человек, — сказал Джон. — Я не хочу, чтобы вы знались с ним.

— А мне все равно, чего вы хотите, — ответила Изабель и, развернувшись, направилась вверх по лестнице.

На следующее утро Изабель поднялась раньше обычного, чтобы подготовиться к прогулке в Гайд-парке. Она надела синее шерстяное платье с высоким воротником, плащ с капюшоном и черные туфельки из мягкой кожи. Конечно, можно было надеть модную шляпку вместо плаща с капюшоном… Но Изабель не любила головные уборы: в них она чувствовала себя чем-то вроде дерева, на верхушке которого свили гнездо птицы.

Готовясь к встрече с Уильямом Гримсби, Изабель ощущала, как растет внутри ее чувство собственной вины: она словно совершала предательство по отношению к герцогу.

— Ты не думаешь, что мне стоило бы отказаться? — спросила девушка, оборачиваясь к Гизеле, по-прежнему сидевшей в кресле у камина. — Я могу сказать, что у меня болит голова.

— Ложь — великий грех.

— Да, но чем больше человек лжет, тем легче ему это дается.

— Дитя мое, помни: блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами божьими, — ответила Гизела.

— Ты говоришь загадками.

Гизела таинственно улыбнулась:

— Разве?

Коснувшись медальона, Изабель посмотрела в пространство, задумавшись над словами Гизелы. Внезапно девушка снова повернулась к ней:

— Я могла бы использовать эту возможность для того, чтобы примирить Джона и Уильяма.

— Прекрасная мысль, — отвечала та.

Губы Изабель дрогнули в насмешливой улыбке.

— И оригинальная к тому же.

— Беги, дитя мое. Уже почти десять.

Изабель сошла вниз в тот самый момент, когда Пебблс открывал двери графу Рэйпену.

— Доброе утро, Уильям, — с приветливой улыбкой сказала она. — Как видите, я пунктуальна.

— Какое восхитительное отступление от правил, — взяв ее руку в свои, отвечал Уильям.

— Что вы имеете в виду?

— Светские леди, как правило, заставляют джентльменов подолгу ждать, — объяснил он.

Изабель залилась краской:

— О, я не знала…

— Я рад этому, — улыбнулся Уильям. — Обещаю вам, ваша сияющая красота посрамит даже очарование чудесного весеннего утра.

— Благодарю за комплимент, — благосклонно кивнула польщенная Изабель. Оказывается, и к комплиментам мужчин тоже несложно привыкнуть…

— Это не комплимент, я говорю чистую правду. — С этими словами граф Рэйпен вывел девушку из дома и помог ей сесть в крытый фаэтон, запряженный парой белых лошадей.

Фаэтон медленно катил по Пиккадилли, и Изабель с интересом разглядывала утренний город. С тех пор как она покинула Стратфорд, она еще ни разу не отправлялась на подобные прогулки.

Небо сияло чистой голубизной. В марте, месяце возрождения и новых надежд, в Стратфорде должны появиться стайки перелетных малиновок, да и скворцы, должно быть, уже начали петь… А из прогретой солнцем земли пробились крокусы и раскрывают свои лепестки навстречу теплым солнечным лучам…

Неожиданно Изабель охватила тоска по дому. Девушка вздохнула; как же она скучала по всему, что было ей так близко и знакомо. По всему, чего она не увидит, пока не окончится этот лондонский сезон!..

— Что-то не так? — спросил Уильям.

Изабель заставила себя улыбнуться и покачала головой.

— Я просто тоскую по Стратфорду.

— Понимаю, — с сочувствием ответил Уильям. — По временам я и сам тоскую по уединенности нашего старого дома на севере Англии.

Слова Уильяма, словно бы отражавшие ее собственные чувства, немного взбодрили Изабель.

— Должно быть, мы родственные души, — сказала она.