Фиалок в Ницце больше нет

– Ты не мой Федя! – пролепетала она, а тот, кто уже вовсю лапал ее, рывком поднял девушку на ноги и ответил:

– Еще не твой, но скоро стану. Поедем ко мне, повеселимся!

Вот уж чего Саша точно не хотела, так это ехать к Феде, не ее Феде, и веселиться. Тем более что она подозревала: ничего хорошего ей это не сулит.

Не хотелось ей, чтобы ее показали завтра в «600 секундах» как жертву изнасилования или, того хуже, убийства на сексуальной почве.

– Я не хочу… – твердила она, пока Федя, явно не ее Федя, тащил ее к выходу: «Ваня Гог» был уже под завязку забит посетителями, и никто не обращал на них внимания.

Они оказались на свежем воздухе, а Федя, не ее Федя, встряхнул девушку и дал ей пощечину.

– Зато я хочу. Поедем ко мне, и я тебя трахну. Ну, может, и не только я, это мы еще решим.

– Я не хочу… – лепетала девушка, а Федя, не ее Федя, кидая ее на заднее сиденье автомобиля, ответил:

– Да слышал я это, но мне наплевать. И вообще, заткнись и не ной, а то будет больно. Ты ведь не хочешь, чтобы тебе было больно?

Собрав все оставшиеся силы, Саша сползла с заднего сиденья (благо, что дверца была еще открыта, а Федя, не ее Федя, возился с ключами зажигания, никак не попадая в замок) и, упав на колени, поползла прочь.

Лишь бы убежать, лишь бы убежать, лишь бы убежать…

Автомобиль был припаркован в темном проулке – не исключено, намеренно, чтобы никто не мог прийти на помощь жертве, за которой Федя, не ее Федя, наведывался в «Ваню Гога».

Если это вообще был Федя, а не Джек.

«Зови меня просто: Джек-потрошитель».

В голову, затуманенную пятью коктейлями с алкоголем и диким, просто животным страхом за свою жизнь, когда она ползла по асфальту прочь от автомобиля Феди, не ее Феди, лезла всякая мура.

– Ну куда же ты, хорошая моя? Нет, так не пойдет! Или ты хочешь, чтобы я рассердился и сделал тебе больно? И трахнул тебя прямо сейчас? Хочешь же?

Федя, не ее Федя, нагнал ее и, схватив за волосы, швырнул на асфальт. И, стаскивая с Саши трусики, попытался взгромоздиться на нее.

Она сопротивлялась, попыталась укусить его, но Федя, не ее Федя, наотмашь ударил ее.

Точно Джек-потрошитель.

Нахраписто навалившись на нее, он жарко задышал, Саша из последних сил закричала, понимая, что никто не придет ей на помощь в этом темном питерском проулке.

И тут темная стена, около которой Федя, не ее Федя, пытался овладеть ею, вдруг трансформировалась в яркий квадрат света, и Саша поняла: это открылась дверь.

– …и, значит, он мне и говорит, что вся эта концепция, по сути, гроша выеденного не стоит…

– Яйца, ты хотел сказать. Ну или гроша ломаного…

– Ну да, ни яйца на грош, так сказать, и я согласен, потому что некоторые элементы этой сталинской парадной эклектики…

Федя, не ее Федя, которого спугнуло появление с черного хода двух рассуждающих о концептуальном искусстве бородачей (правда, не рокеров и отнюдь не пузатых), вдруг оставил девушку в покое, метнулся со спущенными штанами в сторону, а несколькими мгновениями позже Саша, лежа на асфальте около мусорных баков и все еще не веря своему счастью, услышала звук взревевшего автомобильного мотора и увидела блеск фар.

– Черт, что тут, скажите на милость, происходит? Вышли покурить – и на тебе. Там что, кто-то припарковался, хотя запрещено?

Саша видела бородачей, которые старались понять, кто же умчался прочь (Федя, не ее Федя, точнее, «просто Джек»), а вот они ее, скрытую мусорными баками, нет.

– Гм, вора, что ли, спугнули? Хотя непонятно, что тут красть. Ну так вот, продолжаю, элементы сталинской парадной эклектики, перемешанные с…

Саша громко застонала.

Ее притащили прямо в «Ваню Гога» с черного хода и уложили в одном из подсобных помещений, накрыв старыми одеялами: девушку знатно трясло. Бородачи совещались, вызывать ли милицию и «скорую», и, услышав это, Саша тихо, но решительно заявила:

– Никакой милиции, никакой «скорой».

Милиция навевала воспоминания об убийстве дедушки, а «скорая» – о его инсульте.

– Но тебе нужна помощь, и вообще, этот тип тебя пытался изнасиловать…

Нет, изнасиловать и похитить, вернее, похитить, чтобы… Чтобы, не исключено, еще долго насиловать – причем, судя, по всему, не один.

– Нет! – заявила девушка. – Со мной все в порядке…

Ну, не совсем, но насильник, хоть и грубо с ней обошелся, не успел причинить ей никакого вреда.

Спасибо бородачам и элементам сталинской эклектики.

– А с чем они перемешаны? – спросила Саша, и бородачи в один голос осведомились:

– Кто?

– Элементы сталинской парадной эклектики…

И засмеялась, чтобы потом заплакать.

Рядом с ней возник кто-то, отдававший низким голосом распоряжения. Заметив силуэт, Саша напрягла зрение.

Ей кажется или это всего лишь иллюзия?

Федор, ее Федор, вернулся?

– Как же мне тебя не хватало! Я так тебя люблю! – произнесла она, схватив Федора, ее Федора, за руку и практически мгновенно заснув.

В себя Саша пришла внезапно: сон просто закончился, и все. Причем ведь был кошмар. Приснится же такое: ее пытались похитить и изнасиловать у мусорных баков в темном проулке.