Проплутав немного по запутанным улочкам небольшого городка, мы повернули на запад. Проехав еще километров десять, Юрий свернул на грязную проселочную дорогу, с двух сторон обсаженную деревьями, гнувшимися сейчас под напором ветра. У покрытых изморозью сосенок дорога разветвлялась. Одна, извиваясь по пригорку, вела к вместительному скотному двору и надворным постройкам, другая – к старенькой бревенчатой крестьянской избе. Видавший виды почтовый ящик около калитки был без фамилий жильцов. Мать Юрия обитала здесь с рождения целых восемьдесят шесть лет, и все почтальоны знали, чей это дом.
– Коленька! – Она обняла меня, словно родного сына. Маленькая, вся в морщинах, подслеповатая, отчего все время косила глазом, она была для меня олицетворением всей России-матушки.
Субботу и воскресенье топилась печка с чугунной плитой, наполняя избу неповторимыми ароматами. Юрий, как и обещал, вычистил скотный двор, вернее, конюшню. Зачем он это делал? Ведь поля не распахивались десятилетиями, и вряд ли можно было рассчитывать, что в предстоящую весну что-нибудь изменится: их распашут и будет куда вывозить навоз. Все эти дни я любовался тем, как на просторе падает снег – совсем не так, как в городе, – и писал новый очерк. Я уже вносил в готовый текст кое-какие поправки, когда Юрий вернулся из сельпо, где продавались бакалейные товары: одежда, скобяные изделия, водка и дешевые вина.
– Вот и готово! – С победным видом я поставил последнюю точку, вытащил листы из каретки машинки и повернулся к Юрию. – Не хочешь ли прочесть?
– Да я уж читал, – как-то загадочно ответил он с растерянным видом.
– О чем ты говоришь?
Он протянул мне газету. Это был вчерашний номер «Правды». В центре первой полосы красовался броский заголовок: «УБИЙСТВО РАДИ НАЖИВЫ». И автор – М.И. Древний.
Я почувствовал себя так, будто меня всего выпотрошили. Потом меня охватил гнев. В очерке было все, что я говорил Шевченко и что говорил он мне, и даже более того: упоминалась информация анонимного источника, поставившего под сомнение честность Воронцова; выдвигались обвинения против аппаратчиков МВД, которые на партийные деньги приобрели для себя доходные предприятия. Автор очерка утверждал: убили Воронцова из-за того, что он раскрыл махинации аппаратчиков и принялся их шантажировать.
Ясно было, как дважды два – четыре, что безымянного источника, допустившего утечку служебной информации, звали не Шевченко, а Годунов, и был он из управления по борьбе с экономическими преступлениями, и прочили его теперь в начальники следственного управления.
– Очень жаль, – сказал Юрий ломающимся от волнения голосом, – но я чего-то недопонимаю.
У меня хватило сил лишь на то, чтобы пожать плечами. Судя по всему, Шевченко придерживался нашей договоренности, а вот Сергей, черт бы его побрал, явно не держал обещаний. Да как он позволил этому сопливому наглецу украсть мой материал и опубликовать очерк? Почему тиснул этот заголовок? Да, Сергей говорил о себе, что он безжалостен и беспощаден, но и я никогда не обольщался…
Задохнувшись от гнева, отбросив газету в сторону, я схватил телефон и набрал номер редакции «Правды».
– Мне Сергея Мурашова, – буркнул я в трубку, но секретарша ответила, что его нет на месте и она не знает, когда он придет.
– Что-что? Ну так передайте, когда он придет, что звонил Николай Катков и сказал, что он порядочная сволочь.
Разозлившись вконец и уже ничего не соображая, я со стуком швырнул трубку. Юрий вопросительно глянул на меня.
– Сергея сняли с работы.
У Юрия даже усы зашевелились.
– И догадайся, кто сел на его место?
– Наверное, тот сопляк паршивый?
Я мрачно кивнул.
– И что теперь ты намерен делать?
Этого я не знал. Удар был слишком неожиданным и болезненным. После того как я отмотал срок в лагерях ГУЛАГа, так глубоко и чувствительно меня еще не обижали.
– Клянусь, я задушил бы его голыми руками.
– Да будет тебе. – Юрий замолк, дожидаясь, когда я поостыну и буду способен прислушиваться к его словам. – Как знать, может, тот, кто охотится на тебя, теперь переключится на другую личность и тебя минует беда.
В словах Юрия что-то есть. Теперь под очерком фамилия того сопляка, а не моя. И если мои убийцы захотят отомстить… Я даже улыбнулся при этой мысли.
В воскресенье, ближе к вечеру, мы пустились в обратный путь. Всю дорогу молчали. Дома Юрий сразу плюхнулся в кресло перед телевизором с фирменным стаканчиком любимого мороженого. Меня же одолевала тоска, усилившаяся после вечерних «Новостей». Передача шла на фоне огромного, во весь экран, портрета Бориса Ельцина. Я слушал ведущего: