Фиасоль всегда в пути

– Это особая бейсболка, – сказала она ему по-датски извиняющимся тоном.

Мама, бабушка и тётя Глоя слышали шум и крики у «Скорого поезда Одина». Сначала они решили, что кто-то чересчур испугался, катаясь на аттракционе, но потом быстро узнали голос и расслышали слова. Мама вскочила и побежала к поезду. Там сидела, как приклеенная, Фиасоль и отказывалась уходить. Рядом стояла смущённая Бидда. Пиппа и Гутти стояли снаружи и хохотали. А пять служителей «Скорого поезда Одина» осторожно ходили по всем рельсам в поисках бейсболки. Накопилось уже довольно много посетителей, которые стали спрашивать, что происходит. Гутти и Пиппа объясняли гостям, что здесь стряслось. И тут вдруг один из служителей побежал к ним вдоль рельсов. Он держал в руке зелёную бейсболку и размахивал ею. Большая радость охватила зрителей, и они громко захлопали.

Фиасоль сняла руку с ограждения, встала и приняла бейсболку.

– Сердечно вас благодарю, – серьёзно сказала она, надела бейсболку на голову и удалилась под аплодисменты посетителей. Служитель сердито посмотрел на неё и сказал Бидде, что больше они не будут желанными пассажирами «Скорого поезда Одина», во всяком случае, если придут в головных уборах.

Мама пристыдила Фиасоль за то, что та накричала на служителей, а бабушка за то, что заманила старую женщину на такой опасный аттракцион.

– Бабушка, тебе было очень полезно, – сказала Фиасоль и засмеялась. – Эти скорые поезда очень освежают женщин с морщинами. Морщины у тебя и у мамы сразу исчезнут, – добавила она и хлопнула маму по спине.

– Разве у меня есть морщины? – удивлённо спросила мама.

Фиасоль с возмущением посмотрела на маму.

– Ты что же, никогда не смотришься в зеркало? У тебя полно морщин, в особенности, когда ты улыбаешься, но это очень красивые морщины, – добавила она, чтобы утешить маму.

Потом Фиасоль дали сахарную вату, мороженое со сливками и вареньем. Она была на верху блаженства, особенно теперь, с вернувшейся бейсболкой на голове.

Вечером она поплавала по озеру у красивой Китайской башни.

– Я хочу быть одна в лодке, – сказала она, когда мама собралась сесть в лодку вместе с ней. – Я справлюсь.

Фиасоль плавала среди чёрных лебедей в красном отблеске огней от Китайской башни. Она плавала долго даже после того, как все остальные лодки подплыли к берегу, долго даже после того, как на её лодке замигал огонёк, оповещающий, что пора возвращаться. Прокат лодок закончился, служитель кричал что-то Фиасоль по-датски. Это продолжалось до тех пор, пока она не увидела, что мама уже прыгает на берегу озера, а бабушка и тётя Глоя громко призывают её вернуться на берег.

– Спокойно, – сказала она лодочнику, который бесцеремонно выдернул её из лодки.

– Давно всё закрыто! – сказала мама и сбежала по небольшому причалу.

– В чём дело? Разве человеку нельзя спокойно отдыхать? – удивлённо спросила Фиасоль.

В копенгагенском зоопарке Фиасоль потерялась у жирафов и вновь нашлась у бегемотов. Она смотрела на весёлые ужимки обезьян, а потом чуть не описалась от страха в кабинете ужасов Музея восковых фигур. На улице Стройет[10] она зашла в кучу магазинов, в которых раскапризничалась; а ещё она видела там, как через улицу перебежала крыса. Фиасоль поджаривала сосиски в парке вместе с тётей Лоулоу и всей компанией.

А потом неожиданно для себя все оказались дома в штормовой дождливой Исландии, мама назвала такую погоду мокрым исландским поцелуем, по которому она давно скучала.

Но ещё до того, как Фиасоль поехала домой, она из Копенгагена послала Белле почтовую открытку. Открытка дошла до Беллы, когда Фиасоль уже давно была дома и разъезжала по родной стране. На открытке с красной попой обезьяны было написано:

«Привет, Белла!

Я потеряла мою бейсболку в Тиволи, но она нашлась. Мама часто терялась, но потом опять находилась. Я видела вот таких обезьян с красной попой в зоопарке. Мы едем домой к себе в норку.

Пока, Фиасоль всегда в пути».