Фидель Кастро

Акция 9 апреля явилась водоразделом в борьбе против Батисты. Она усилила влияние Кастро в руководстве Движения 26 июля и дискредитировала организаторов «льяно». Национальный директорат был перемещен в Сьерру, и Кастро стал верховным командующим Движения. Его вера в рабочие и гражданские фронты в городах сильно поколебалась. В резком письме к Селии Санчес он писал: «Никто больше не сможет заставить меня поверить в организацию снова… Я считаюсь руководителем Движения и в глазах истории я должен взять ответственность за глупость других, и я — дерьмо, которое ничего не может решить. Прощая главарей оппозиции, каждый старается все больше делать то, что ему кажется делом. Я не такой дурак, чтобы не осознавать этого и чтобы гоняться за мечтами и призраками. Я не избавлюсь от своего критического настроения и интуиции и особенно сейчас, когда на мне лежит больше ответственности, чем когда-либо в жизни.

Я не верю ни в то, что в Движении развивается раскол, пи в то, что это может помочь Революции, но в будущем мы сами будем решать собственные проблемы»[69].

Событие также обозначило начало улучшения дружеских отношений между Кастро и ПСП; без падежной базы среди рабочих Кастро необходимо было иметь союзников хотя бы в одной партии, имеющей надежный источник поддержки. ПСП, осознающая рост положения Кастро, была тоже заинтересована в установлении более тесных контактов, и к сентябрю 1958 года члены высшего состава уже постоянно находились в Сьерре. Провал всеобщей забастовки 9 апреля окончательно укрепил моральное превосходство сельских партизан над городскими. Кампании в центральных городах Кубы: были ли это диверсии, демонстрации, пропаганда или забастовки — оказались пагубными для режима Батисты. Город может иметь свою долю мучеников в мифе о Революции, но именно война в горах заполнила национальный эпос современной Кубы.

Действительно, кампания в Сьерре явилась образцом, придавшим очертания будущей Революции. Кастро и его ближайшие последователи видели в армии повстанцев не только источник силы для нового государства, но и инструмент социальных перемен. Как только так называемые свободные зоны в горах были расширены, командование начало проводить экспроприацию и принимать законы, которые будут основой аграрной реформы после грядущей Революции. Официальная нравственность будущего общества, превознесение самопожертвования, солидарность, военная дисциплина и верность — все эти качества были внушены солдатам армии повстанцев. Кампания в Сьерре создала тесно связанные группы, которые составят сердцевину руководства Революции. Спустя тридцать лет самыми близкими друзьями Кастро были ветераны экспедиции на Грапма, тогда как только один организатор «льяно» занимал сколько-нибудь важное положение при режиме.

Вероятно, именно тогда обрисовался будущий курс Революции, где-то между объединением партизан к концу 1957 года и летом 1958-го, и после событий 9 апреля. В официальных отчетах Кастро указывает, что он все это проработал со времен Монкада. Те, кто порвал с Революцией после ее победы, наоборот, утверждали, что он изменил ход событий и предал ее идеалы. Ясно, что у него была программа, которую невозможно было выполнить по структуре традиционной на Кубе партийной системы. Идея о предательстве опирается на несостоявшиеся иллюзии. Куба не могла подвергаться таким радикальным переменам без изменения ее внутренней политической системы и даже перестановки ее международных связей. В то же время трудно поверить, что еще до объединения армии бунтовщиков Кастро имел четкую картину направлений, которые примет будущая революция. У него была радикальная программа реформ, а не окончательно определенная политическая модель. Можно было подумать, что в течение всех пятидесятых годов он чувствовал свой путь и политически и стратегически. В Сьерре путь и цель стали более четкими. В виде армии бунтовщиков оп построил конкретную могущественную основу для выполнения представляемых им структурных перемен на Кубе. После забастовки 9 апреля он начал обращаться к коммунистической партии, как к источнику организованной поддержки.