Фидель Кастро

Как китайское руководство пыталось уравновесить модернизацию с авторитарным правлением, так Куба старалась провести частичную реинтеграцию экономики в мировой рынок без значительных изменений внутреннего порядка[229]. Не способствующий поддержке реформ развал советского и восточноевропейского социализма усилил его уверенность в том, что любые поправки политической системы будут иметь разрушительные последствия. Хотя он чувствовал, что Горбачев стремился к «совершенному» социализму, политика «гласности» и «перестройки» подорвала законность Коммунистической партии. «Процессу был дан ход, — сказал Кастро, имея в виду реформы Горбачева, — что привело к уничтожению авторитета партии, а разрушение авторитета партии означало разрушение одной из опор… социализма…». Распад Советского Союза, таким образом, был отнесен к результатам ошибок, а не к недостаткам системы[230]. В речи к Национальному Собранию в марте 1993 года Кастро оплакивал последствия развала бывшего Советского Союза: «Мы видим, как целые страны умирают от разочарованности, потому что в их сознании были заложены посредственные политические иллюзии… Некоторые из этих бывших социалистических стран не знают, что они представляют собой, что они собираются делать… У них нет плана, нет порядка, нет программы, у них нет ничего, а что можно получить из ничего? Что осталось, кроме крушения надежд, страдания, неравенства и несправедливости?». Действительно, много было сделано государственными средствами массовой информации, представляющими проблемы, стоящие перед людьми Союза Независимых Государств, как результат принятия рыночной реформы и плюрализма[231].

Опыт сандинистов в Никарагуа, которые приняли социальную демократию и потерпели поражение на выборах в феврале 1990 года, также наводит на мысль, что любое неконтролируемое политическое событие было слишком опасным экспериментом. Пока продолжались нападки США на Кубу, любая существенная политическая реформа покажется слабостью, поощряющей Вашингтон поднять свои требования. Кастро намекал, что если эмбарго будет снято и американо-кубинские отношения нормализованы, «другая форма политического руководства», возможно, станет приемлемой, хотя он настаивал, что это не будет буржуазной демократией[232].

Пока же, по следам судебных разбирательств о коррупции в 1989 году, когда руководство начало кампанию массовых собраний как опоры законности режима, стало ясно, что это была волна поддержки политической реформы и частичной либерализации экономики[233]. Реформистская тенденция возникла внутри партии, одним из самых осторожных представителей ее был глава по идеологии и международным отношениям Карлос Алдана. Поддерживаемые интеллигенцией и частью верхушки администрации, реформисты защищали ряд важных реформ: ограниченный политический плюрализм, разрешение выдвигать на выборах представителей из оппозиции, частичные экономические реформы, независимость средств массовой информации, светское государство, противопоставленное атеистическому, и возвращение к пропаганде режима, чтобы подчеркнуть национальные корни Революции, в противоположность «международным социалистическим убеждениям»[234]. Это не было программой «перестройки», но этого было достаточно, чтобы оспорить позиции более консервативных фракций партии и руководства, которые с подозрением относились к любой реформе после событий в Восточной Европе и Советском Союзе. Таким образом, неудивительно, что Алдана был отстранен от руководства осенью 1992 года и заменен более консервативным человеком, бывшим послом в Советском Союзе, хотя официальные объяснения снятия Алданы связывали его имя с вовлечением в финансовый скандал[235].

Однако съезд проголосовал в пользу некоторых элементов реформистской программы. Статья устава партии, относящая ее к атеистической, была снята, тогда как сама партия частично была намерена включить свой «национальный характер». Съезд также одобрил прямые выборы депутатов в Национальное Собрание. До этого кандидаты в Собрание не могли быть прямо избранными тайным голосованием, их выбирали как кандидатов избирательных комитетов возникших в народе организаций, но пока они не являлись членами партии, ни одна непартийная организация не могла выставлять кандидатов. Таким образом, на всеобщих выборах в феврале 1993 года 70 % кандидатов являлись членами партии, и все кандидаты, включая двух министров-«протестантов», которых в итоге избрали, были перечислены в так называемом объединенном избирательном бюллетене, предложенном правительством. Следовательно, избирателям был предоставлен выбор: голосовать за официальный список кандидатов, против него или воздержаться. В результате из 98,8 % проголосовавших 88,4 % выбрали объединенный избирательный бюллетень, 7,2 % были против, и 4 % проголосовали за 1 кандидата из списка[236].