— С какой стати мне отчитываться? — надменно проговорила старуха. — Я не на исповеди, да и вы не священник. Михаил Петрович, чтобы поставить меня на место, частенько говаривал: «У каждого свое мнение, в науке трудно доказать истину, нас господь рассудит». Дорогой зять предполагал, что теща, учитывая ее возраст, раньше предстанет у престола создателя, но фатально ошибся.
— Нина Леонидовна, — взмолилась я, — умоляю, выслушайте и помогите! Меня могут сделать в газете заведующей отделом, но я должна принести хороший материал, доказать свое умение отыскивать факты…
Старуха подняла морщинистую руку.
— Стойте, беседовать лучше без свидетелей.
— Здесь никого нет.
— И у стен имеются уши… — лукаво заявила ученая. — Пойдемте ко мне в кабинет.
Сев в кресло, Нина Леонидовна откинулась на спинку.
— Ладно, — вдруг сказала она, — расскажу кой-чего, но вот сумеете ли понять… Институт основали давно. Только-только закончилась война, страна лежала в разрухе, народное хозяйство в руинах, большинство мужчин погибло, сельское хозяйство пришло в упадок. Однако народ был полон энтузиазма: социализм победил фашизм, вот теперь заживем.
…Даже Иосиф Сталин понимал, что между тридцать шестым и сорок шестым годом лежит не просто десятилетие, а прошедшая война, русский народ стал иным. Солдаты, которые протопали пешком от Москвы до Берлина, были, конечно, лояльны к правительству страны, но они имели глаза и не могли не видеть, что польские и немецкие граждане, об угнетении которых постоянно писала газета «Правда», живут не в пример лучше свободных советских людей. Редкий из победителей не вез с собой подарков: отрезов шелка, ковров, серебра. Можно было сунуть за решетку врагов народа, но ведь всю страну не посадишь. Да еще во время войны многие из тех, кто побывал за колючей проволокой, получили в руки оружие и отправились бить немцев. Кое-кто стал героем, грудь украсилась орденами, вернуть под замок такого человека, кровью доказавшего верность советскому режиму, было не с руки. На чьем примере воспитывать молодежь? Кроме того, требовалось развивать науку, строить города, выращивать хлеб и рожать новых граждан — в сорок шестом году демографическая ситуация в СССР оставляла желать лучшего. Учитывая все эти причины, вождь народов слегка ослабил вожжи. Жить Сталину оставалось семь лет, эпоха великих большевиков медленно клонилась к закату. Но, повторюсь, энтузиазм граждан, вернувшихся наконец к мирной жизни, был сравним с душевным подъемом тех, кто жил в середине двадцатых. «Мы наш, мы новый мир построим…»
В сорок шестом году группа ученых основала НИИ, задачей которого было придумать такое средство, чтобы люди жили если не вечно, то хотя бы пятьсот лет. Утопическая цель. По тем временам не умели бороться со многими болезнями, которые сейчас легко вылечивают антибиотиками. Не слышали врачи о томографах, лазерах и эндоскопических операциях, не имели понятия о генетических недугах. Но энтузиазм бил через край, и сотрудники нового научного учреждения сразу взялись за решение глобальной проблемы.
Через пару лет НИИ начал разрастаться, за короткий срок на посту директора сменилось несколько человек. Отец-основатель НИИ Натан Львович скоропостижно скончался, потом умер и его сменщик Илья Николаевич, у руля встал осторожный, рассудительный Сергей Лазаревич.
Сев на царство, Сергей Лазаревич сумел задвинуть в угол десяток ненормальных ученых, которые, забыв про сон и еду, пытались изобрести таблетки бессмертия. Институт начал заниматься вполне реальными проблемами, а слегка тронувшиеся умом энтузиасты объединились в одной лаборатории. Сергей Лазаревич был больше администратором, чем ученым, в отличие от Натана Львовича и Ильи Николаевича, которые, забросив хозяйственные дела, чахли над пробирками, третий директор являлся земным человеком.
Для начала он не собирался уходить на тот свет в ореоле мученика от науки. Ведь ни для кого в институте не являлось секретом, что Натан Львович умер вследствие испытания на себе лекарства от старости. Ненормальный ученый настолько поверил собственным изысканиям, что начал глотать придуманные им самим таблетки, и результат оказался печален. Илью Николаевича тоже можно было посчитать жертвой исследований: его свалил инфаркт, когда ученый понял, что очередной эксперимент закончился неудачно. А Сергей Лазаревич ни в какие пилюли от дряхления не верил, но хотел жить как можно дольше, причем в хороших условиях. Пост директора НИИ в советские времена был номенклатурным, что означало: человек, его занимающий, имеет достойную квартиру, дачу, продуктовый паек, машину с шофером и многие другие привилегии вроде выезда на всякие конференции за рубеж.