— Да, малышка, — кивает. Тянется ко мне и слегка целует в губы. А для меня каждое его прикосновение – как ожог.
— Откуда столько мудрости в ваши годы? — усмехается женщина. А я пожимаю плечами.
— Я так чувствую.
А чувствую я, как его рука прекращает сжимать мою ладонь и вновь начинает нежно поглаживать, играя пальцами.
— Ну хватит их допрашивать. Выпьем за вас и за искренние чувства, что сейчас столь редки, — произносит Алмас и поднимает бокал.
Дальше мы просто ужинаем и общаемся. В основном Алмас с женой рассказывают забавные случаи из жизни. Иногда мужчины вновь возвращаются к делам и перекидываются парой фраз по работе. А я просто слушаю и улыбаюсь.
К концу ужина устаю и опускаю голову на плечо Мирона. Ощущаю, как он напрягается, но быстро расслабляется, обхватывает мою талию, притягивая к себе ближе. Хорошо. Так хорошо чувствовать его близость. Словно защищена от всего мира. И этот его запах кружит голову. Как жаль, что для него происходящее – всего лишь игра. А для меня, похоже, уже нет. Как глупо, Милана! Мирон, словно демон, проник в меня, и нет сил бороться. Я восхищаюсь этим мужчиной.
Ужин подходит к концу, мы прощаемся и расходимся по машинам. Мирон открывает для меня двери, помогает сесть и захлопывает дверь. На этом все заканчивается. Он садится с другой стороны уже другим человеком. Холодным и бесчувственным. Не смотрит на меня, не разговаривает, будто злится или наказывает.
— Я сделала или сказала что-то не так? — спрашиваю. Поскольку мне надоели всплески его настроения. Я должна понимать, в чем виновата.
— Нет, все хорошо, — холодно отзывается он.
— Тогда почему вы на меня так злитесь?! — уже намеренно перехожу на «вы».
— Я не злюсь.
— Лжёте! — срываюсь я. — Вы словно жалеете, что затеяли эту игру, а назад дороги нет. И виновную ищите во мне. Я ужасно себя чувствую, когда вы такой холодный. Зачем вы это делаете? Играйте до конца красиво! — повышаю голос, но тут же замолкаю, поскольку позволила себя лишнего. — Извините. Я не должна была это все… — слова вдруг теряются, а вместе с ними и воздух. Хочется разрыдаться. Дура! Он не заказывал истеричку!
— Посмотри на меня, — вдруг приказывает Мирон. А я не могу. — Милана! — голос властный, но я не оборачиваюсь. Мирон сам хватает меня за подбородок и разворачивает к себе, топя в своих омутах черных глаз. В них опять горит огонь.
— У тебя такие красивые и манящие губы. И я злюсь, оттого что мне дико хочется попробовать их ещё раз, — признается он.
— Так пробуй, — решительно произношу я и прикрываю глаза. Бабочки в животе начинают биться. Тело покалывает от желания и ожидания. Я хочу его губы. Я хочу настоящий поцелуй от Мирона Вертинского. Я так много хочу того, на что не имею права…
Он долго смотрит мне в глаза, сжимая подбородок. Его дыхание становится глубоким, а в глазах горит огонь, который, кажется, спалит меня дотла. Сама себе не верю, но мне дико хочется, чтобы он опять меня поцеловал. Я хочу испытать эти еще незнакомые, но такие будоражащие ощущения.
Не выдерживаю его взгляд, прикрываю глаза и судорожно всхлипываю. Чувства на грани, сердцебиение зашкаливает, воздуха становится мало. Он так близко, его горячее дыхание опаляет лицо, вынуждая тело покрываться мурашками. В какой-то момент кажется, что он так и не поцелует меня, становится горько. Я сама предлагаю себя, видимо, выдумывая то, чего нет…
Пытаюсь отвернуться, вырваться, и Мирон отпускает. Зажмуриваюсь, поскольку стыдно посмотреть ему в глаза. Гадко от самой себя. Но не успеваю отвернуться к окну, как Мирон обхватывает мой затылок, дергает на себя и грубо срывает заколку с моих волос. Зарывается пятерней в локоны и целует.
Нет, не целует. Это нечто другое. Дикое. Меня сносит ураганом его напора, так что изнутри вырывается неконтролируемый стон в его губы. Он не позволяет мне отвечать, пробовать его на вкус, Мирон словно жадно забирает у меня все, что я могу дать. Его обжигающие губы терзают мои до боли, но это так хорошо, что я начинаю терять связь с этим миром. Меня ведет, но его сильная рука подхватывает за талию, сжимает, не позволяя упасть.
А потом и вовсе притягивает меня к себе на колени, заставляя оседлать. Нет, не заставляет, я в его руках податливая как марионетка. Он только направляет, и я сама сажусь, прижимаясь к сильному телу, и млею от наглых умелых рук, блуждающих по моей коже. Мирон прерывает поцелуй, но всего лишь на мгновение. Отстраняет меня, заглядывает в глаза, окуная в свои черные омуты, словно отбирает волю, и опять впивается в губы, продолжая их терзать, лишая кислорода. А мне и не нужен воздух, я дышу этим мужчиной, мне кажется, я готова умереть в его руках, лишь бы не отпускал.
Хватаюсь за его плечи, сжимаю, перехожу на сильную шею, зарываюсь в волосы на затылке и уже сама отвечаю ему с той же страстью. Меня никто так не целовал, меня никто этому не учил. Я даже не подозревала, что так умею отдаваться мужчине.