Филантропы в рваных штанах

Красс знал, что если люди работают до половины восьмого, то примерно около шести они обязательно устроят перерыв, чтобы перекусить. Вот он и посоветовал Скряге, что раз уж с этим все равно ничего не поделаешь, то можно делать перерыв с половины шестого до шести. Но зато, чтобы возместить это время, кончать работу не в половине восьмого, а в восемь.

Скряга знал про перерыв и смотрел на это сквозь пальцы. Он понимал: люди не могут работать голодными столько часов, но предложение Красса было выгодным, и его приняли.

Когда остальные хозяева фирм в Магсборо узнали об этой великой реформе, они все последовали примеру Раштона, и в городе стало правилом оставлять людей работать сверхурочно не до половины восьмого, а до восьми часов и не платить им за это дополнительных денег.

До этого лета почти нерушимым правилом считалось, что в каждой комнате, где идут малярные работы, работает по два человека. Красс обратил внимание Скряги, что они так тратят много времени на разговоры и к тому же каждый старается работать не больше соседа. В таких случаях, если работа идет слишком медленно, всегда трудно определить, кто из двоих виноват. Если же в комнате будет работать один человек, то он не будет знать, сколько успели сделать остальные, и страх отстать будет подстегивать его.

Скряга решил, что это очень толковая идея. Система одиночной работы была введена везде, где это только было возможно, и стало правилом, что каждый работает в отдельной комнате.

Хозяева пытались даже заставить рабочих в одиночку белить большие потолки, и раза два им это удалось, но, после того как несколько потолков испортили и их пришлось отмывать и белить заново, затею эту бросили: однако почти все остальные работы теперь делались в одиночку. Система эта действовала великолепно − каждый рабочий все время боялся, не сделали ли другие больше, чем он.

Красс внес еще одно предложение − чтобы десятники никогда не посылали рабочих готовить комнату к покраске.

− Если вы посылаете человека готовить комнату, и ничего больше, − объяснял Красс, − он снимает с этого дела пенки. Он тратит столько же времени, обдирая обои и грунтуя, сколько нужно, чтобы эту комнату покрасить. А между тем, − хитро прищуриваясь, добавлял он, − дайте ему немного замазки, кусок наждачной бумаги и краску, он решит, что должен красить сам, и не будет долго возиться с подготовкой.

Все подобные предложения, сводившиеся к тому, как бы провернуть работу побыстрее, всегда исходили от Красса и других десятников, которые придумывали эти хитрости на глазах Раштона и Скряги в надежде завоевать их благорасположение и удержаться на месте. А рабочим, да и самим себе, они тем самым превращали жизнь в кошмар. Движущая пружина всего этого была одна − жадность и эгоизм человека, стремящегося нажить побольше денег. Это была единственная цель, ради которой торопились, запугивали, ненавидели, проклинали, изводили себя и других − делать деньги для Раштона, считавшего, по-видимому, что все идет как надо.

Горько и позорно, тем не менее это правда, − наиболее эгоистичные филантропы иногда устают делать добро и вообще перестают в него верить. В таких случаях говорят, что «сыты по горло», что им «надоело тянуть из себя жилы ради чужой выгоды», и сплошь и рядом кое-кто из них бросает работу и начинает пить горькую, не появляясь на работе по нескольку дней. К концу запоя они возвращаются, полные раскаяния, и просят взять их обратно. Но обычно оказывается, что их место уже занято.

Когда такое случается с усердными работягами, которые действительно на работе тянут из себя жилы, их обычно прощали. После того, как они получали выговор от Скряги, им разрешали приступить к работе, предупреждая, правда, что, если это повторится, они попадут в черный список − а это значит лишиться места и надежды на работу раз и навсегда.

* * *

Однажды фирма Раштона получила работу в первоклассном заведении, которое содержал прославленный повар-итальянец. Ресторан назывался:

КОРОЛЕВСКОЕ ИТАЛЬЯНСКОЕ КАФЕ МАКАРОНИ

Расположен он был на Большой аллее, и завсегдатаями его были в основном люди с положением. Туда часто заходили выпить чашку чаю или кофе и поужинать после театра.

Там были зеркальные окна, в которых отражались украшенные позолотой столы с мраморными столешницами, покрытые белоснежными скатертями, вазы с цветами, хрусталь и серебро. В зале суетились услужливые официанты во фраках, стены были уставлены высокими зеркалами в резных золоченых рамах. Состоявший из двух скрипок и арфы оркестр играл отрывки из классических произведений.

Но в последние годы дела там шли туго, и в конце концов владелец ресторана обанкротился и имущество его было продано. Несколько месяцев заведение было закрыто, потом оно перешло в руки фирмы, торгующей модными товарами, а остальную часть дома решено было отделать под квартиры.