Читаем Филантропы в рваных штанах полностью

Когда автор записки шел в свою комнату продолжать работу, его окликнул другой рабочий, заглянувший в комнату Харлоу и обнаруживший там несколько огрехов, которые он и показал приятелю, и, конечно, оба они стали возмущаться Харлоу.

− Не пойму, почему старший держит его на работе, − сказал первый. − Между нами говоря, если бы я отвечал за эту работу, а Скряга прислал мне Харлоу, я бы отослал его ко всем чертям обратно.

− Я бы тоже, − согласился второй, отправляясь на свое место. − Совершенно верно, старина, я бы тоже не стал держать его.

Из этого не следует, что эти двое рабочих плохо относились к Харлоу, они были с ним в самых приятельских отношениях − в его присутствии − так же, как и со всеми другими − в их присутствии, − просто так уж у них водилось, вот и все.

Если бы любой из них ушел вместо Харлоу, оставшиеся точно то же стали бы говорить и о нем. Здесь было принято перемывать косточки каждому в его отсутствие.

И так повторялось всегда − ошибется кто-нибудь из них, случится беда с человеком или какая-либо неприятность, он очень редко, а вернее, никогда не встретит со стороны товарищей сочувствия. Напротив, большинство из них в таких случаях откровенно радовались.

Был среди них один бедняга − чужак в их городе, приехавший из Лондона, − его выгнали с работы за то, что он разбил стекло. Его послали выжечь старую краску на старой оконной раме. А он не очень-то умел обращаться с горелкой. Дело в том, что в фирме, в которой он работал в Лондоне, такую работу почти никогда не поручали простым рабочим. Этим занимались мастера. У Раштона тоже мало кто умел обращаться с горелкой. Все старались уклониться от этой работы, потому что горелка почти всегда оказывалась не в порядке, и поднимался крик, что работа, мол, заняла слишком много времени. Потому-то они и подсунули ее чужаку.

Человек этот долгое время был без работы, наконец устроился к Раштону, и ему было очень важно удержаться здесь, потому что в Лондоне у него остались жена и дети. Когда десятник поручил ему выжечь краску на окне, он не захотел признаваться, что не умеет этого делать, понадеялся, что справится. Но он очень волновался, и кончилось все тем, что хотя он выжег краску как следует, но, уже заканчивая работу, нечаянно направил огонь на большое оконное стекло, и оно лопнуло.

Послали в мастерскую за новым стеклом, и бедняга проторчал на работе до позднего вечера. Он вставил его в раму уже в неурочное время, отработав таким образом половину его стоимости и возместив отчасти ущерб.

Работы в эту пору было не так уж много, и в субботу двух рабочих рассчитали. Один из них, к всеобщему удовольствию, оказался чужак. Рассказ о разбитом стекле вновь и вновь повторялся во время обеда и вызывал веселый смех. Похоже было, что рабочих возмущало, как это чужак − да еще такое ничтожество, даже с горелкой обращаться не умеет − имеет наглость делать попытки заработать себе на жизнь. Одно ясно, говорили они, ликуя, больше уж он никогда не получит работы у Раштона, вот и отлично.

И тем не менее все они знали, что такая же беда может случиться с каждым из них.

Однажды двух рабочих уволили за то, что потолок, который они белили, пришлось отмыть и белить заново. В этом вовсе не было их вины − потолок требовал специальной обработки, но им не разрешили сделать все как следует.

И тем не менее, когда их выгнали, многие посмеивались над ними и радовались. Может быть, потому что увольнение этих двух несчастных увеличивало шансы остальных удержаться на работе. Так бывало сплошь и рядом. За редкими исключениями рабочие весьма почтительно относились к Раштону и Хантеру и очень мало уважали друг друга.

И не только маляры. Каждый бывал рад, если кто-то попадал в беду.

Однажды в плотницкой мастерской изготовили садовые ворота, которые плохо закрывались, причина была обычная − рабочему не дали времени сделать их как следует. После того как их установили, один из рабочих той же мастерской, взяв белила, написал на них большими буквами: «Хороша работа столяра, не хватает одной тонны шпаклевки».

Но стоило послушать, как они беседуют в пивной в субботу вечером после получки, и можно было вообразить, что это лучшие друзья, товарищи и приятели, а к тому же самые независимые умы на свете. Такие парни, которых только тронь, и они грудью встанут на защиту друг друга. Каких только историй не рассказывали они там о подвигах, которые они совершили, о работах, которые они посылали к чертям, о том, как они «отделали» хозяев, как выплеснули бадью с белилами прямо на нанимателя, какие чудовищные оскорбления и побои они этим нанимателям наносили. Но странное дело, по какой-то причине весьма редко можно было найти свидетеля этих подвигов. Похоже, что великодушие и деликатность мешали им действовать в присутствии свидетелей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги