Время от времени в течение этого издевательского спектакля причетник в порыжевшей черной сутане машинально выпаливал звонкое «аминь». После окончания службы священник вышел из церкви, быстро мелькнув между памятниками и могилами. Носильщики подняли на плечи гроб и пошли вслед за причетником. Неподалеку от могилы к ним присоединился священник, ожидавший их там, где пересекались две дорожки. Он встал во главе процессии с открытой книгой в руках и, пока они медленно двигались к могиле, дочитал слова молитвы.
На нем была старая черная сутана, засаленный, кое-где порванный стихарь. Малопочтенность его облика усугублялась тем, что он даже не потрудился как следует надеть стихарь. Тот висел на нем косо, с одной стороны открывая больше, чем нужно, черную сутану. Впрочем, мы, вероятно, неправы, критикуя столь сурово его вид, ведь бедняга получал за каждые похороны всего семь с половиной шиллингов, к тому же в описываемый день это были всего лишь четвертые похороны, так что, быть может, ему и не стоило приводить себя в порядок − во всяком случае, для похорон бедняка.
Священник продолжал свое бессмысленное бормотание, пока они опускали в могилу гроб, и тем, кто знал слова молитвы наизусть, с некоторым трудом удавалось разобрать, что он говорил:
− Ибо была на то воля всемогущего господа в его неизреченной милости взять к себе душу усопшего дорогого нашего брата, и мы предаем тело его земле, плоть плоти, прах праху, пыль пыли.
Причетник бросил горсть земли в могилу, и она упала на крышку гроба с унылым стуком, священник еще раз повторил конец молитвы, повернулся и направился к церкви. А Хантер с остальными провожающими пошли к воротам кладбища, где их ожидали катафалк и погребальный экипаж.
Выходя из ворот, они увидели еще одну похоронную процессию, направлявшуюся им навстречу. Это был очень скромный закрытый катафалк, который везла одна лошадь. Впереди не было гробовщика, и по бокам не шли носильщики.
Это были похороны бедняка.
За катафалком шли трое мужчин, одетых, по всей видимости, в воскресные костюмы. Когда они подъехали к церкви, четверо стариков, одетые по-будничному, вынесли из катафалка гроб и снесли его в церковь, а за ними последовали те трое, по-видимому, родственники покойного. Четверо стариков были бедняками − обитателями работного дома, им платили каждому по шесть пенсов за услуги в качестве носильщиков.
Они как раз вынимали гроб из катафалка, когда мимо них проехал погребальный экипаж, где сидел Хантер и остальные. Пассажиры экипажа оглянулись посмотреть, как гроб вносят в церковь. Грубо сколоченный гроб был из простых досок, не покрашенных и никак не отделанных, на нем не было никаких украшений, лишь прямоугольный кусочек цинка, прикрепленный к крышке гроба. Никто из раштоновских служащих не успел рассмотреть лица провожающих или прочитать то, что было написано на цинковой пластинке, иначе они увидели бы грубо выведенную черной краской надпись:
Дж. Л.
67 лет.
и узнали бы в провожающих сыновей Джека Линдена.
Что касается носильщиков, все они были бывшие рабочие, получившие от Системы свои права. Один из них был старик Латем, мастер по изготовлению жалюзи.
Глава 48
ВОЛХВЫ
В конце следующей недели у Раштона прошло крупное увольнение. Баррингтон и все временные рабочие, включая Ньюмена, Истона и Харлоу, были уволены, и работы было так мало, что и остальным грозила та же участь. Лето фактически кончилось, и уволенным почти не на что было надеяться, поскольку и в других фирмах дела шли не лучше.
В городе только у Добера и Ботчита хватало работы. Эта фирма успела за лето перехватить у Раштона ряд крупных заказов и переманила к себе некоторых его старых клиентов.
Фирма брала за выполнение работ почти наполовину дешевле, чем мог себе позволить Раштон, и у подрядчика этой фирмы один мизинец был толще, чем бедра у Скряги. Рабочие, поработавшие летом в обеих фирмах, говорили, что после Добера и Ботчита работа у Раштона просто рай.
− Есть у них один парень, − рассказывал Ньюмен Истону и Харлоу, − так он в день наклеивает двадцать пять рулонов обоев и при этом сам мажет клеем и сам зачищает. А каждый маляр за день делает столько, сколько мы втроем, и раз уж ты попал в эту компанию, смотри поспевай, не то выкинут.
Трудно сказать, сколько правды, а сколько преувеличений было в этих рассказах о потогонной системе Добера и Ботчита. Известно только, что они справлялись с работой в четыре раза быстрее, чем другие фирмы, старавшиеся работать на совесть, зато и конкурировать с ними было почти невозможно.
К концу сентября в городе было уже много безработных, и господа − филантропы приступали к привычному фарсу «борьбы» с надвигающимся бедствием. Достопочтенный мистер Бошер вновь заговорил об открытии Биржи труда, секретарь Благотворительного общества призывал жертвовать больше денег, поношенной одежды и обуви − его жалованье за три месяца полностью истощило фонды Общества. Распространялись слухи, что в ближайшее время откроется Суповая кухня. Благотворители повели речь о распродаже старья и о талончиках на суп.