Филарет, Митрополит Московский

С петровских времен пастырское действование Церкви было стеснено и сковано. Не только внешними преградами и ограничениями, но еще более внутренним обессиливанием духовенства. С петровских времен духовенство было мерами власти превращено в замкнутое сословие и оттеснено в социальные низы. При таких условиях творческое бессилие пастырей Церкви вполне понятно.

Филарет был вызван в Петербург для ученых целей, для преподавания в преобразованной Академии. Ему достался тяжкий и суровый искус, — «мне должно было преподавать, что не было мною преподано,» — вспоминал он впоследствии. За короткий срок, с 1810 по 1817 г., ему пришлось прочесть почти полный курс богословских наук в самом широком объеме со включением не только библейской экзегетики и истории, но и канонического права («богословие правительственное,» Theologia rectrix) и древностей церковных. Работать ему приходилось по первоисточникам, при слабом пособии инославной литературы. Плодом этой работы явились его знаменитые «Записки на книгу Бытия» (1816 г.) и «Начертание церковно-библейской истории» (1817). Устаревшие к нашему времени, обе книги знаменуют важный этап в становлении русской богословской науки. Филарету не удалось высказаться вполне, связно и систематически. Его богословское исповедание осталось незавершенным делом, — opus imperfectum. B лучшие и зрелые годы он мог богословствовать только по случаю, почти исключительно с церковного амвона, да еще в частных письмах. И тем не менее и по отрывкам сразу восстанавливается именно целостная система богословского созерцания, четко расчлененная по основным началам. Три основных идеи определяют богословское дело Филарета. И первое, это — пафос богословской свободы и творчества. Второе — переход в богословии на русский склад, прежде всего на русский язык; по тому времени это был трудный и важный шаг. И третье — богословствование по первоисточникам, прежде всего на библейском основании, и в духе древних отцов. Филарет был только начинателем, конечно, не совсем без предшественников. А последователями его явились, в сущности, все русские богословы прошлого века.

С особым ударением Филарет всегда подчеркивал совершенную необходимость богословствования как обязательной и неотъемлемой стороны целостной духовной жизни. «Христианство не есть юродство или невежество, но премудрость Божия,» об этом он постоянно упоминал; и потому верующий не должен оставаться при одних только начатках Христова учения, но должен все глубже уходить в созерцание, размышление о Боге. Филарет постоянно призывал к тому, «чтобы никакую, даже в тайне сокровенную премудрость не почитали (мы) для нас чуждою и до нас не принадлежащею, но со смирением устрояли ум свой по Божественному созерцанию»… Только в постижении и разумении истины складывается и образуется «совершенный божий человек.» «Богословие рассуждает» — это любимое выражение Филарета; и заповедь рассуждения, заповедь богомыслия дана не немногим, но всем. И потому не может и не должно быть богословие только школьным предметом или дисциплиной, — но живым деланием. Ко всей пастве своей обращал Филарет свое учительское богословское слово, призывая каждого и всех к живому усвоению догматов веры и жизни. «Есть в природе человеческой странная двоякость и противоречие направлений, — говорил он однажды, — с одной стороны, чувство нужды в Божественном и желании общения с Богом, с другой — какая-то тайная неохота заниматься Божественным и наклонность убегать от собеседования с Богом… Первое из сих направлений принадлежит природе первозданной, а последнее — природе, поврежденной грехом»… Недостаточно иметь и хранить веру, — «может быть сомнение в том, точно ли ты ее имеешь и как имеешь,» — замечает Филарет. «Поcколько ты имеешь ее в Слове Божием и в Символе веры: постольку она принадлежит Богу, Его Пророкам, Апостолам, Отцам Церкви, а еще не тебе. Когда имеешь ее в твоих мыслях и памяти, тогда начинаешь усвоять ее себе; но я еще боюсь за мою собственность, потому что твоя живая вера в мыслях, может быть, есть только еще задаток, по которому надлежит получить сокровище, т. е. живую силу веры.»