Филарет Московский

Внимательнейшим образом он следил за всем, что происходит в мире, а особенно — за событиями войны. В ноябре 1853 года турки овладели фортом Святителя Николая. Генерал Алексей Петрович Ермолов не жалел об этой крепостице, давно обветшавшей и, по его мнению, недостойной оплакивания. Филарет отнесся к этому иначе: «Жаль, что и такое великое имя положено на вещь, теперь попираемую неверными». Его тревожило развитие событий. Он и без всяких там ложных духов и столоверчений предвидел, что разворачивается крупная война, начало которой князь Михаил Семенович Воронцов уже сравнивал с началом Отечественной войны 1812 года.

Из казны Чудова и Перервинского монастырей, а также Троице-Сергиевой лавры на укрепление русской армии Филарет распорядился выделить большую сумму — 50 тысяч рублей золотом. 10 января 1854 года святителю Филарету была объявлена высочайшая благодарность и благодарность Святейшего синода — за это пожертвование и за труды, понесенные в деле обращения рогожских раскольников.

В то же время его беспокоило, что многие полководцы, идя в бой, не имеют в сердце такого же христианского воодушевления, каким обладали непобедимые Суворов и Ушаков. «Жаль, конечно, — писал он, — что военачальники в самонадеянии думают найти силу, а не в надежде на Бога». Его обрадовало известие о том, что перед Синопским сражением Павел Степанович Нахимов приказал на всех своих кораблях провести молебен, а затем всему флоту дал пароль: «Бог и слава!» И победил. «Хотя и славу не забыл, — ворчал Филарет, — но, слава Богу, что вос-помянул и Бога; и вот ему дано истребить турецкий флот. Примечательно, что когда от взрываемых турецких судов горящий материал падал на город и зажигал его, и, следственно, уже не искусство производило пожар, горел весь турецкий город, а христианская часть осталась цела».

Для возбуждения христианского чувства в воинах Филарет лично присутствовал на проводах отправляемых из Москвы на театр военных действий, совершал молебны о славе русского оружия, окроплял водой полки, обходя строй за строем, чтобы ни один воин не остался неокропленным.

О том, как тонко Филарет разбирался в международной политике, например, во взаимоотношениях королевы Виктории с тогдашним министром внутренних дел виконтом Пальмерстоном, свидетельствует отрывок из его письма Антонию от 14 декабря 1853 года: «После истребления турецкой эскадры все английские газеты возопили против России. Говорят, королева требовала от министров дознания, отчего это, когда Россия в союзе с Англиею и ничем не оскорбляет Англии. По дознании оказалось, что это по возбуждению от лорда Палмерстона[12]. Королева, говорят, поблагодарила его за службу и сказала, что не имеет в ней больше нужды. Теперь пишут, что он выходит из министерства, якобы по несогласию с прочими министрами относительно парламентской реформы. Если это правда, да спасет Бог королеву. Но можно опасаться, что Палмерстон составит сильную оппозицию и низвергнет нынешнее министерство; и тогда могут быть последняя горше первых». Все подтвердилось точь-в-точь. Пальмерстон вскоре сверг правительство Абердина и сам стал премьер-министром. Именно благодаря неутомимым действиям этого человека Англия от умеренно-враждебной политики в отношении к России перешла к резко-враждебной.

Новый, 1854 год начался с прекращения политических отношений России с Англией и Францией, которые объявили ультиматум, требуя выведения русских войск из Молдавии и Валахии, и заключили военный союз с Турцией. В ответ войска Ивана Федоровича Паскевича форсировали Дунай и начали военные действия в его устье, стремясь освободить западное побережье Черного моря от турок. Реакция европейцев не заставила себя долго ждать — 15 марта войну России объявила Англия, а на следующий день и Франция. Но если бы только Англия да Франция! «Мир все не дается нам, а война все злее смотрит, — писал Филарет. — Одна Голландия сказала, что она остается в прежнем союзе со всеми. Прочие почти все государства пересылаются тайными посольствами, как будто заговор составляют».

Императору приснился во сне старец в иноческой, но белой одежде, который спросил:

— Для чего война?

— На защиту христиан, — ответил Николай Павлович. Услышав ответ, старец благословил его крестом.

Вскоре государя ждал удар — Пруссия и Австрия подписали с Англией и Францией протокол о единомыслии, тем самым узаконив единство Европы в борьбе против России. И это после того, как русский царь спас Австрию и Пруссию от революции, заслужив навсегда ненависть венгров, которые и по сей день поминают нам гибель прекрасного Петефи!