Филарет Московский

В России эту войну ждали, но многие до последнего дня верили, что она не начнется. В июне 1807 года в Тильзите был заключен мирный договор, Наполеон и Александр I поклялись в вечной дружбе и с того времени всегда обменивались наилюбезнейшими письмами, обращаясь в них друг к другу словами «Государь брат мой…». В мае 1809 года Россия присоединилась к торговой блокаде Англии, чего Бонапарт требовал от всех своих союзников. Царское правительство шло на многие уступки. В случае войны Франции и Австрии русский царь обязался воевать на стороне Наполеона.

А Наполеон тем временем готовился к войне против России. Он привлек на свою сторону Пруссию, а затем и саму разгромленную им под Ваграмом Австрию, разведясь с императрицей Жозефиной и женившись на дочери австрийского императора Марии Луизе. При этом Наполеон продолжал слать Александру весьма дружелюбные послания…

В истории тех времен войны всегда назывались «австро-французская», «франко-прусская», «русско-турецкая» и т. п. И только о войне 1812 года мы никогда не скажем: «франко-русская» или «русско-французская». Почему? Потому что это было противостояние всей Европы и России, новый крестовый поход против Отечества нашего.

Лев Толстой точно и четко обозначил многонациональный характер этой войны как войны Запада против России. Вот какими словами начинается третий том его бессмертного романа «Война и мир»: «С конца 1811-го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, ив 1812 году силы эти — миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811-го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершенно противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие». Толстой нарочито подчеркивает, что не силы наполеоновской Франции, а именно силы Европы вторглись в пределы нашей родины. И через несколько страниц еще раз: «Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать».

И, как всегда, именно мы, русские, делали все возможное для избежания войны. Даже узнав о вторжении и страшно негодуя на коварство Бонапарта, Александр I тотчас пишет Наполеону письмо: «Государь брат мой, вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к Вашему Величеству, Ваши войска перешли границы России». Оговорив все разногласия и способы их устранения, Александр заканчивает письмо такими словами: «Если в намерения Вашего Величества не входит проливать кровь наших народов (…) и если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что все происшедшее не имело места и достижение договоренности между нами будет еще возможно. В противном случае Ваше Величество вынудите меня видеть в Вас лишь врага, чьи действия ничем не вызваны с моей стороны. От Вашего Величества зависит избавить человечество от бедствий новой войны».

Но Наполеону не было никакого дела до бедствий человечества, он привык в изобилии проливать кровь, и наш царь прекрасно понимал это. В день начала войны он находился в Вильне (нынешний Вильнюс), а армии Наполеона перешли через Неман в окрестностях Ковно (нынешний Каунас). Между русским и французским императорами лежало расстояние менее чем в 100 верст.

Вторгшиеся в пределы России войска по тем временам имели небывалую численность и не случайно были названы «Великой армией». Свыше шестисот тысяч человек и около полутора тысяч орудий. Собственно французов в «Великой армии» было менее половины. Свыше 50 процентов наполеоновских войск составляли поляки, итальянцы, немцы, австрийцы, голландцы, швейцарцы и далее понемногу — представители самых разных народов Европы. Таким образом, без всякого сомнения, эту войну можно называть не только Отечественной войной 1812 года, но и европейско-русской.

Отправив письмо Наполеону, Александр тотчас направляет «Приказ по Русской армии» — документ, исполненный благородного негодования и уверенности в том, что Господь не оставит Россию и победа будет за нами. Завершали его возвышенные слова: «Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается нам ничего иного, как, призвав на помощь Свидетеля и Защитника Правды, всемогущего Творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество и свободу. Я с вами. На начинающего — Бог».

Нужно было свершиться столь устрашающему вторжению, чтобы взоры русского царя обратились ко Господу. Царя, который доселе не заглядывал в Евангелие. Воистину, гром не грянет, мужик не перекрестится!