Филарет Московский

На Россию обрушились новые важнейшие исторические события. По всем законам право на престол переходило к следующему по старшинству брату Александра — Константину. Спустя полчаса после получения известия третий по старшинству августейший брат Николай Павлович присягнул Константину, а за ним — гвардия. К трем часам дня весь Петербург присягнул Константину. В то же время в Государственном совете вскрыли завещание Александра. Константин Павлович давно уже не помышлял о престолонаследии, заключив морганатический брак и проживая в Польше. Николай Павлович отправил ему в Варшаву письмо, в котором сообщал о кончине Александра и просил не мешкая прислать официальное отречение от престола. И не случилось бы никакого междуцарствия: Константин прислал бы отречение, в Москве и Петербурге огласили бы завещание Александра о передаче власти Николаю, и Николай — на троне. Но, получив письмо брата, Константин медлил с официальным ответом, а то, что он писал брату, публикации никак не подлежало… В общем, проявился его взбалмошный и вздорный характер. Он знал, что армия его любит за участие и в суворовских походах, и в войне 1812 года. А вот молодой Николай любви солдат и офицеров не успел заслужить. К тому же генерал-губернатор Петербурга граф Михаил Андреевич Милорадович, один из главных героев Отечественной войны, оставался сторонником Константина, с которым дружил еще с Альпийского похода.

В Москву известие о том, что произошло в Таганроге и что творится с престолонаследием, поступило 28 ноября. Московским генерал-губернатором тогда являлся другой суворовский герой и участник военных действий 1812–1814 годов — светлейший князь Дмитрий Владимирович Голицын. 29 ноября Филарет открыл ему тайну завещания, хранящегося в Успенском соборе, и они оба отказались присягать Константину. Однако на просьбу Голицына ехать в Кремль и вскрыть завещание владыка Филарет ответил:

— Не может быть двух государей, один в Петербурге, другой в Москве.

Сам он впоследствии объяснял это так: «На сие архиепископ не согласился, представляя, что из сего возникнуть могут молвы, каких нельзя предвидеть, и даже клевета, будто теперь что-то подложено к государственным актам или положенное подменено». «Дни, протекшие между 30 ноября и 15 декабря 1825 года, конечно, ни для кого в Москве не были так тяжки, как для архиепископа, которому выпал странный жребий быть хранителем светильника под спудом».

Скорее всего, Филарет знал о существовании тайных организаций и опасался, что заговорщики воспользуются двоевластием, чтобы зажечь огонь мятежа. «Молитесь, отец наместник, да не внидите в напасть. Теперь особенно надобно молиться», — написал Филарет в Сергиеву лавру архимандриту Афанасию (Федорову). 30 ноября Константину присягнула и вся Москва. 3 декабря из Варшавы в Петербург вернулся великий князь Михаил Павлович, но официального отказа Константина он так и не привез. Однако Николай, зная о планах заговорщиков, решил действовать. Он поручил Карамзину написать манифест о своем вступлении на трон, а вскоре подключил к работе над документом Сперанского. 12 декабря Николай свел воедино проекты манифеста, составленные Карамзиным и Сперанским, и на 14 декабря была назначена новая присяга. На тот же самый день назначило свое выступление и тайное общество…

Наступило 14 декабря, роковой день русской истории.

В семь часов утра присягнули Сенат и Синод. В то же время в Зимнем дворце Николай Павлович зачитал завещание Александра командирам гвардейских частей. Затем все присягнули новому государю и отправились приводить к присяге вверенные им войска. Царь напутствовал гвардейских командиров следующими словами:

— После этого вы отвечаете мне головою за спокойствие столицы, а что до меня, если буду императором хоть на один час, то покажу, что был того достоин.

Первым взбунтовался лейб-гвардии Московский полк, о чем доложил Николаю начальник штаба гвардейского корпуса генерал Нейдгарт. Новый царь приказал встреченному им генералу Апраксину выводить кавалергардов, сам же возглавил 1-й батальон преображенцев, квартировавший близ Зимнего дворца. Перед выходом он открыл наугад Евангелие от Иоанна, которое переводил Филарет, и прочитал вслух находившимся рядом:

— «Я есмь пастырь добрый; пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит, и волк расхищает овец и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах» (Ин. X, 11–13).

В полдень история России сосредоточилась в Петербурге на Сенатской площади. Генерал-губернатор Милорадович лично отправился к бунтовщикам и убеждал солдат в том, что их обманули: Константин добровольно отказался от престола, его никто не свергал. И тут произошло неслыханное — «русский Брут» отставной поручик Петр Каховский подлым выстрелом убил великого героя войны с Наполеоном!