— В Сыне Девы сближается
«С нами Бог» — на это оставалось уповать всей Руси православной, встречая грозный 1825 год, когда страна и народ встали на грань, за которой могла разразиться подобная Великой французской — Великая русская буржуазная революция.
Грозным предвестием грядущих бурь явилось в ноябре 1824 года наводнение в Петербурге, ставшее рекордным за всю его историю. Как нечто апокалипсическое описал эту катастрофу Пушкин в «Медном всаднике». Нева «как зверь остервеняясь, на город кинулась», и «встал Петрополь, как Тритон, по пояс в воду погружен».
Узнав о петербургском бедствии, Филарет тотчас отправил три тысячи рублей князю Александру Борисовичу Куракину — председателю комитета по оказанию помощи пострадавшим, а затем обратился с призывом к московской пастве начать сбор средств. В итоге было собрано и отправлено в Северную столицу около 35 тысяч рублей.
Такие страшные явления всегда рассматривают как знаки свыше. Через год сей знак оправдается в виде иного наводнения — политического.
Государь император, осматривая последствия наводнения, глотая слезы, услышал, как кто-то сказал в толпе:
— За грехи наши!
— Нет, за мои! — тихо, с болью в голосе, произнес Александр.
СМУТА
1825–1826
В Москве 1825 год ознаменовался открытием Большого театра. Первый такой театр, простояв четверть века, сгорел в 1805 году Затем на Арбатской площади был отстроен новый, но он исчез в пожаре 1812 года. И вот Москва украсилась творением архитектора Осипа Бове, тем зданием, коему суждено было стать одним из главных символов Белокаменной.
Но это — храм муз, скорее языческий, нежели христианский, и увенчан он алебастровой скульптурой языческого божества Аполлона. Проповедям Филарета здесь не место. Им место в храмах единого Бога. Снова год начинается с его проповедей пред гробом святителя Алексея в Чудовом монастыре. Филарет никогда не пропускает без особого почитания дни памяти двух святых друзей — митрополита Алексея и преподобного Сергия Радонежского, именно их считая своими духовными покровителями и образцами для подражания.
На сей раз он говорил о случаях попущений в среде мирян и духовенства, с коими в свое время боролись Алексей и Сергий. Давно миновала гроза Двенадцатого года, когда вспомнили о строгостях христианских установлений и вновь стали их соблюдать. Теперь, особенно под влиянием иностранных учителей протестантизма, появилось мнение о не особой важности заповеди поста: что его можно или не соблюдать вовсе, или укорачивать, или сокращать число запрещенных яств.
— И здесь место совету апостола, если хощете принять оный:
В том году Пасха была ранняя, 29 марта, Вход Господень в Иерусалим отмечался перед праздником Благовещения, что случается редко.
— Вход Господень в Иерусалим не есть простое изъявление настоящего, но паче пророчество и предзнаменование будущего воцарения Его. Царство Его не есть сей Иерусалим, который вскоре разрушат, или земля Иудейская, которую вскоре поработят и опустошат, но Церковь, которой и
А через три дня в день Благовещения читал яркую проповедь, благословляя вкупе — и соблюдающих безбрачие, и живущих в браке; и отшельников, и тех, кто любит жить среди множества людей: