Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ)

Вскоре, кроме бездомных, на работы стали проситься стрельцы. Многие из них умели работать не только кайлом и лопатой, но и другим инструментом, а нужны были и плотники, и каменщики.

За зиму была построена две плотины, отсекающих старицу от основного русла, поведены работы по расчистке территории от мусора, заготовили инвентарь и материалы, разложив их на огороженном изгородью и охраняемом стрельцами складе. С весенним таянием снегов и оказалось, что, благодаря плотинам, новоприобретённые Фёдором земли остались вполне пригодными для огорода.

На них ещё зимой убрали весь лес и подлесок, стащили весь деревянный мусор, который весной и сожгли, а сжегши, распахали, а в конце апреля засеяли и засадили овощами и бобовыми.

По всей длине будущего канала к концу мая вбили сваи. Земля была влажной и сваи входили в неё, как в масло. Когда она высохнет и окаменеет сваи останутся стоять как якоря, к которым будет крепиться «набережная».

Как не странно, с наступлением весны рабочих не убавилось, а прибавилось. Многие голодающие по весне крестьянские общины, прознав про «Московские работы», послали общинников на заработки, выторговав у Фёдора повышение оклада. Тот не «ничтоже сумяшеся» в согласии будущих работников поставил им условие выполнения необходимого объема работ за определённые деньги. Тогда приехали ещё работники из сёл и деревень, и к началу июня обводной канал был готов. Таким образом всего у Фёдора в собственности оказалось чуть больше ста четей прекрасно удобренной земли, часть из которой — по правому берегу канала — он отвел под сады и огороды, пастбищные луга и сенокос, а часть — по левому берегу — под склады, мастерские, кузни и иные промыслы. В собственности у него оказался и сам канал с одиннадцатью арочными мостами.

Иван Васильевич, заехавший по пути из Коломенского к Фёдору, не узнал его усадьбу, теперь больше напоминавшую небольшой Кремль и сильно удивился, увидев искусственное русло глубиной три метра и шириной около двадцати, водой пока ещё не заполненное, берега которого прямо сейчас укреплялись камнем.

— Доброе дело сладил, Федюня! — сказал государь, оглядывая сооружение. — Горазд ты, оказывается, не токма словесы плести, но и реки поворачивать! Гора-а-азд…

Царь стоял на первом каменном мосту, соединявшему западный край теперь уже действительно острова и смотрел на плотину, надёжно сдерживающую напор водного потока.

— Ты и берег реки укрепил и поднял! Разумно!

— Пристань там ставить буду, а в конце канала сухой док. Помнишь я рассказывал?

— Как не помнить. Но ты говорил, что воду нечем откачивать.

— Придумал я. Вернее, вспомнил. Поколдовал немного, порисовал… Отлили уже насос, подогнали и опробовали. Качает так, что шуба заворачивается.

— Что заворачивается? Шуба? При чём тут шуба?

— Да, это я так… Присказка, — Фёдор смутился.

Его охватила эйфория, связанная с прибытием царя, с возможностью показать выстроенное непосильным трудом, и он понял, что перестал сдерживаться в разговоре с самодержцем, а это было неправильно. Неправильно, в смысле «опасно». Фёдор увидел заинтересованно-оценивающий взгляд Ивана Васильевича.

— Присказка? А сказка? — рассмеялся царь-государь. — Как там ты говорил: «Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается?» Как с делами нашими, государевыми? Много заговорщиков выявил?

— Много, государь. Мало кто из князей и бояр не в заговоре. Кто-то против тебя, а кто за тебя. Да, то новостью тебе не станет, ведь отписывал тебе обо всём. В службе уже почти пять сотен человек. Гришку Бельского привлёк к службе. Той, что народу видна, государь.

— Да-да… Читал. Помню. И как он?

— Набрал Гришка быстро триста человек. Настропалил их. Сыск наладил. Знать уже боится его, ибо приходит не стесняясь и словом государевым — твоим то бишь — опрашивает их на предмет измены, а те и рады на врагов наговорить. Своих людишек я ему подсунул грамоту знающих. Он их к себе приблизил, потому многое про него знаю. Землю роет, Малюта, но всё спрашивает, когда к тебе на доклад его позовут. Сильно тебе понравиться хочет.

— Сколько ему лет?

— Двадцать, великий государь.

— Молод… И к Бельским-Гедиминовичам не относится?

— Не родня они, государь. Зовут его Гжеш Белесский. Из бедного шляхетского рода он.

— Говоришь, предан мне будет? — с интересом смотрел на Фёдора и улыбался царь.

— Предан, государь, как собака. Но и как собаку на цепи его держать надо, ибо натворить много бед может. Зато, кого надо, всех удавит. Даже своих ближних.

— Не страшно тебе, что на тебя первого кинется? Так часто бывает. Почти всегда, — усмехнулся царь-государь.

— Я не стал ему ближним, государь. Сказал, что по поручению твоему призвал его к делу сыскному и пыточному. А ты уж сам решай, государь, как дальше быть. По-моему, правильно будет, чтобы он тебе докладывал напрямую, чтобы я в стороне остался. И служба моя тайная. Он своё тебе сообщать станет, я своё, а тебе решать, как быть. Знать он про моих тайных людишек не должен, ибо теряется всякий смысл и начнётся меж нами война. А я, государь войну не люблю.