Филипп Август

В этом походе — одном из многих, настолько похожем на другие, что, кажется, утомительно было бы его описывать, — тем не менее случилось событие: битва при Бувине. Счастливая случайность? Взвесив факты, не следует ли увидеть в этом скорее заслугу Герена, который с холодной волей, рассудительностью ухватился за представившуюся возможность и настоял на том, чтобы вступить в битву, вопреки мнению всех или почти всех, на позиции, которую он считал наиболее благоприятной? В любом случае победа короля Франции над императором Оттоном, над иноземными участниками коалиции, а также над его собственными мятежными вассалами была полной, решительной и сокрушительной. Отныне новая королевская власть крепко держала в своей деснице королевство и великих региональных феодалов. Это, конечно, не мешало их потомкам восставать в XIII и последующих столетиях, как только королевская власть проявляла некоторую слабость, особенно в периоды несовершеннолетия королей. Однако на тот момент зачатки государственности, заложенные королем, епископом Санлиса и их сторонниками, могли развиваться, ибо их защищал успех, достигнутый при Бувине, и память о нем. Король и его соратники действовали как можно лучше и быстрее, чтобы не растерять плодов победы.

В понедельник 28 июля королевская армия покинула Бувин и сразу направилась по дороге на Париж. Она провела ночь с понедельника на вторник в Дуэ, в двадцати километрах к северу от Бувина. Двадцать девятого июля она покрыла тридцать километров и прибыла в Бапом. Этот город стал сценой яркого события, отбившего у королевской власти охоту проявлять слишком большое милосердие по отношению к своим прямым великим вассалам: к графу Фландрии и уж тем более к графу Булони. Филипп II так считал их ответственными за большинство своих трудностей. Однако, даже будучи пленником, Рено де Даммартен попытался отправить одно послание из Бапома в Валансьенн, где находился Оттон. Советуя императору продолжать войну, он побуждал его направиться из Валансьенна в Гент. Там, проведя набор среди блавотенов и всех остальных, кто роптал против короля Франции, Оттон мог быстро восполнить свои военные потери и возобновить наступательные действия.

Когда это послание было перехвачено, Филипп Август впал в жестокий гнев. Он понял, что его товарищ детства мечтает лишь об измене и мести. Король отдал приказ доставить его в Перонн и держать там в цепях. Филипп так и не освободил его, и даже после королевской кончины Рено де Даммартен оставался в темнице, где и умер в 1227 году. Что касается Феррана, то ему пришлось ждать до 1226 года, чтобы наконец получить свободу.

Заключение под стражу этих двух великих персонажей, кажется, было внушительным свидетельством того, как дорого можно поплатиться за мятеж против короля Франции. Филипп мог себе позволить проявить больше милости к остальным. Он простил одного подвассала, а также Рауля д’Ауденарде, который не был его непосредственным вассалом и всего лишь следовал за своим сеньором, графом Фландрским. Даже в пору победы при Бувине королевская власть не могла еще систематически карать подвассалов, которые до сих пор не поняли, что верность по отношению королю должна главенствовать. Филипп помиловал даже одного мятежного прямого вассала, Эрве, графа Невера, и разных прямых вассалов из Пуату: он ограничился тем, что заставил их заново принести клятву верности.

Безжалостный по отношению к графу Фландрии, король велел заковать его в цепи и поместить в железную клетку, поставленную на повозку, которую тянули четверо ферранов, то есть коней серой масти (chevaux ferrants). Из-за этого получила хождение злая игра слов: «четверка ферранов, хорошо подкованных, тянет Феррана, хорошо закованного» («quatre ferrants bien ferres trainent Ferrand bien enferre»). Согласно одному из манускриптов «Деяний», король якобы довольствовался тем, что поместил закованного графа в носилки; их везли двое подкованных коней, что также позволяло играть со словами.

Возвращение в сторону Парижа имело вид триумфального марша, который далеко превзошел триумфы римских императоров. Так утверждает, без малейших колебаний, Вильгельм Бретонец, ибо некогда ликовал только один-единственный город, Рим, тогда как после Бувина целое королевство бурно выражало свое чувство гордости и облегчения. Обитатели городов и деревень, через которые следовали победители, толпились вокруг них, выкрикивали имя своего короля, танцевали и пели от радости. Жнецы оставляли свою работу, сбегались к краю дороги, положив грабли и серпы себе на плечи. В Париже ученые, клирики и весь народ выступил навстречу армии победителей. Праздник длился неделю, днем и ночью, ибо факелы и фонари озаряли город. Прикрепленные к окнам шелковые ковры украшали дома.