Филипп Август

– Это самое говорил мне сегодня шут Галлон. Простите, что я поставил его имя рядом с вашим, но он тоже заверял, что если бы наши рыцари из провинции Пуату проглотили столько воды, сколько выпивают вина, и съели бы столько камней, сколько пожирают каплунов, то давным-давно осушили бы ров и проделали широкий проход в стенах замка.

– Клянусь честью, он совершенно прав! – сказал Куси, улыбаясь. – Но где он пропадает? Вот уже два дня я его совсем не вижу.

– Шут не выходил из города, уверяя, что его нос привораживает женщин. Однако мне пора сменять часовых – надо разбудить товарища, чтобы занял мое место здесь.

– Пускай поспит, я подожду тебя, – возразил Куси.

Он расположился у костра, а Гуго де Барр направился к городу.

От влияния ли грозы и гремевшего вдалеке грома, или от тяжелой ответственности, лежавшей на нем, только Куси был встревожен и сам не знал, отчего ему так не по себе. Какие-то мрачные предчувствия мучили его, и хотя он принял все меры предосторожности, предписываемые благоразумием для безопасности города, однако успокоиться не мог.

Известие, сообщенное Гуго де Барром, тоже встревожило его. Он опасался, что от замедления осадных действий потеряет удобный случай приблизиться к Алисе, и придумывал средство как выпутаться из этого безвыходного положения, чем, впрочем, занимался постоянно в продолжение этих четырех дней.

Но утомление превозмогло его мрачные думы; он впал в дремоту, едва сознавая, что происходит вокруг, но вдруг пробудился от глухого и далекого шума, довольно схожего с движением войска, наступавшего с другой стороны города.

Куси побледнел и насторожил ухо. Вдруг молния разрезала облака и ударил гром.

«Не раскаты ли грома показались мне приближающимся войском? – подумал он. Однако трудно было ошибиться.

Куси опять насторожил ухо.

Тут приближение Гуго де Барра, громко разговаривавшего с человеком, которого он тащил за собой, дало другой оборот мыслям рыцаря.

– Ну, ступай, да поскорее, – говорил оруженосец. – Все это надо рассказать нашему господину. Если это шутка – неприлично придумывать ее в такую пору, если же правда, то надо не теряя времени предупредить его.

– Ха-ха-ха! – залился Галлон, которого тащил оруженосец. – Шутка ли? Разумеется, да, и еще самая забавная, потому что это истина, а истина зачастую бывает очень забавна. Но вот и Куси! А я было подумал, что и он в доме старшины распевает песни!

– Что с тобой, Гуго? – спросил изумленный рыцарь. – Зачем ты так грубо тащишь бедного Галлона?

– Затем, что этого хочет сам Галлон, – возразил фигляр, разом вырываясь из рук оруженосца и одним скачком примостившись у костра, напротив Куси.

– Боюсь, сир Ги, что нам грозит измена. Пока я ходил в дозор, подошел ко мне Галлон и рассказал много чепухи о наших рыцарях. Сначала я не обращал внимания на его болтовню, но когда услыхал, что Жоделль, вместо того, чтобы не выходить из дома от мучительной раны, как уверяют его брабанты, ускакал из лагеря два дня тому назад и только сегодня к ночи вернулся, тогда я счел долгом притащить шута к вам.

– И хорошо сделал – я расспрошу его. В самом деле, когда я делал объезд, около шалашей брабантов мне показалось, что они не спали. Ступай скорее, Гуго, и посмотри, что у них там делается… Ну-ка, Галлон, подойди ко мне.

– А бить не будут?

– Нет, даю тебе слово.

Шут подвинулся, но с недоверчивостью и многими кривляньями.

– Расскажи же мне, Галлон, – начал рыцарь ласково. – Правда ли то, что ты рассказал Гуго о Жоделле?

– У короля Христофора была кошка, – ответил Галлон насмешливо. – Куси обещал меня не бить, а у самого руки чешутся, чтобы не сдержать слово.

– Вот и ошибаешься, Галлон, – возразил рыцарь, стараясь лаской добиться разумного слова. – Подумай только, моя жизнь, жизнь принца Артура, безопасность целой армии могут зависеть от твоего ответа. Ты уверял меня, что никогда не изменял своей вере и в плену у сарацинов оставался добрым христианином. Теперь настало время доказать это. Поклялись мне спасением твоей души, что ты сказал Гуго правду.

– Спасением души? Ха-ха-ха! А разве есть у меня душа? Нет, я не стану клясться своею душой, Куси, потому что я слыхал от одного старого монаха, что у дураков и у женщин нет души; но я поклянусь моим носом. Вот это, – продолжал он, ухватив свой носище ладонью, – вещь видимая и осязаемая, и никто уже не усомнится в ее существовании. Ну так слушай же, Куси: клянусь тебе моим носом, я сказал правду.

– А если неправду, так я отрежу его.

– Ну-ка попробуй, отрежь! Отрежь, пожалуйста! Уж какую же услугу ты окажешь мне этим! А когда нос будет у меня отрезан, в награду за то мой нос прирастет к твоему.

– Ну что, Гуго? – окликнул рыцарь возвращающегося оруженосца.

– Что-то необыкновенное происходит. В лагере не наберется и десяти брабантов, да и те крепко спят; остальные все исчезли, – проговорил запыхавшийся Гуго.

В ту же минуту сверкнула молния и озарила город и его окрестности.

– Ух, какая молния! – сказал Галлон, скорчившись.

– Гуго, не видал ли ты чего-нибудь в долине?

– Я видел копья и знамена. Нам изменили – это англичане.