«В конце концов это все-таки пустяшное дело, несмотря на все тревоги и предостережения инспектора, — подумал Филипп. — Женщина во всяком случае не опередила его. Два дня назад она была в канцелярии Мак-Грегора, стало быть, она никак не могла быть в данный момент в Ле-Па или в Вескуско, разве что она все время ехала на собаках. Огорченный Филипп как следует выругался, позавтракал с поездной бригадой, лег спать и проснулся, когда поезд уже прокладывал себе дорогу в глубоком снегу, запершем Саскачеван.
Проводник передал ему письмо.
— Оно было сдано в почтовый вагон, — пояснил он. — Я придержал его для вас, вместо того чтобы сдать его в контору.
— Спасибо, — сказал Филипп. — Заказное, из штаба. Но какого черта они не послали за мной вслед курьера вместо письма? Они могли бы поймать меня в поезде.
Он вскрыл казенный конверт и извлек из него сложенную вчетверо бумагу. То не был официальный бланк. Он, Филипп, сразу же узнал диковинный почерк инспектора и его подпись.
Он удивленно свистнул, когда прочел следующие строки:
« Следуйте велению совести, и вы с честью выйдете из этого испытания.
Феликс Мак-Грегор «.
И это все. Ни даты, ни слова пояснения. Даже обращения к нему не было в этой второй записке. Он поднял с пола конверт и посмотрел на штемпель. Отправлено в четыре тридцать. Часом позже, в пять с лишним, он получил словесную инструкцию от Мак-Грегора. Стало быть, инспектор написал эту записку до их вчерашнего разговора, до того как он сказал:» Что бы ни случилось, доставьте арестованного «. Но, по-видимому, это письмо было заключительной инструкцией, поскольку оно было послано с тем расчетом, чтобы попасть к нему только теперь. Что это значит? Этот вопрос мучил Филиппа, повторялся двадцать раз, в то время как он пробирался под покровом сгущавшихся полярных сумерек к единственной в городе бревенчатой гостинице.
Он был уверен, что действиями инспектора руководили какие-то скрытые мотивы. Но какие?
Внезапно он остановился в сотне шагов от мерцающих огней гостиницы» Малый Саскачеван «, громко рассмеялся и принялся набивать свою трубку. Его вдруг осенило, почему Мак-Грегор знал, что он, Филипп Стил, человек с образованием, жизненным опытом, найдет ключ к загадке там, где сержант Моди или кто-нибудь другой вернется в штаб за объяснениями. А инспектор Мак-Грегор, служака с двадцатилетним стажем и испытаннейший охотник за преступниками, не хотел давать никаких объяснений. У Филиппа кровь забурлила в жилах при мысли о том, какому страшному риску инспектор подвергает самого себя. Огласка письма, которое он держал у себя в руках, неминуемо повлекла бы за собой опалу и отставку даже такого человека, как Феликс Мак-Грегор.
Он сунул письмо в карман и пошел дальше. Уже повсюду горели огни. С замерзшей реки доносились звуки гармошки, на которой играли в китайской кофейне, да вой побитой либо искусанной в драке собаки. Там, где фонари единственной в городе улицы бросали красный отсвет на черную стену леса, какой-то пьяный метис пел на ломаном французском языке» Песню карибу «. Филипп услышал отдаленное щелканье бича, дружный ответный вой волкодавов, и секундой позже мимо него пронеслись сани, запряженные шестеркой собак, так близко, что ему пришлось посторониться. Да, это был Ле-Па, преддверие пустыни. За ним, на той стороне замерзшей, застывшей в белом безмолвии реки простиралась бесконечная пустыня, полная дорогих его сердцу романтики и тайны, простирался мир глубоких снегов, молчаливых людей, отчаянной борьбы за существование, мир, где единственным законом природы было выживание сильнейшего и единственным людским законом:» Поступай с твоим ближним так, как ты хочешь, чтобы он поступал с тобой «. Никогда сердце Филиппа Стила не билось так в унисон с пульсом вольной, дикой жизни, как в эти минуты, когда его привычки, его клубы, его друзья были где-то за тысячи миль, когда он стоял на пороге великого девственного Севера.
Он проспал час, когда обедала бригада. Он проснулся голодный, как волк. Он немедленно спустился в столовую» Малого Саскачевана «, низкую комнату с бревенчатым потолком, и сел в теплый уголок.
До обеда оставалось еще четверть часа, однако как только он сел, в столовую вошел еще кто-то. Он случайно поднял глаза от двух писем, которые разложил перед собой на столе, и увидел женщину. Она пристально посмотрела на него и села за соседний столик так, что он видел лишь ее профиль.
Этого, однако, было для него достаточно, чтобы убедиться, что она молода и хороша собой. На голове у нее была шапочка из серебристого меха, из-под которой выбивались пышные каштановые волосы, отливавшие бронзой. Она ни разу не повернулась, так что Филипп ничего не смог разглядеть, кроме прелестной розовой щечки и нижней линии подбородка, уходящего в воротник из того же серебристого меха.