Филологическая герменевтика

Положение, сложившееся в настоящее время в отечественных трактовках понимания текста, заставляет, впрочем, скорее «защищать» смысловой тип понимания, поскольку когнитивный тип и без того слишком хорошо «защищен» – до степени универсализации. Определения понимания часто даются именно в форме универсализации этого типа понимания как «единственно возможного». Вот некоторые из этих универсализирующих определений: «Понимать – это значит иметь о чем-то правильное понятие» (Кукушкин, 1976, 102); «Пониманием называется установление связи между предметами путем применения имеющихся знаний» (Доблаев, 1970, 20); «Механизм понимания в любом случае есть аппликация системы актуализированных личных знаний субъекта» (Антонов, Стрельченко, 1979, 7). О понимании как активизации познанного говорит и В. Шевчук (Szewczuk, 1968).

Все эти и многие подобные определения не только верны, но и в ряде случаев ценны: некоторые из них неявно указывают на рефлексию когнитивного опыта в процессе понимания. Однако это – определения _{57}лишь одного из типов понимания, и их универсализация вредит упрочению исследовательской позиции в филологической герменевтике: ведь понимание текстов возникает при рефлектировании не только познавательного опыта (основа когнитивного типа понимания), но и опыта мнемического (без хранения в памяти слов и других единиц языка невозможно выйти к семантизирующему пониманию) и, наконец, опыта переживаний, чувств, оценок (как основы смыслового типа понимания). При понимании организуется рефлексия всего опыта – и опыта запоминания, и опыта знания, и опыта чувств (от эмоций до собственно человеческих чувств). Этот опыт кооперирован в понимании, хотя роль того или иного рефлективного материала может повышаться или снижаться в зависимости от того, какой именно стратегии рефлектирования человеку приходится придерживаться в герменевтической ситуации. Ясно, что понимание научного текста в большей мере есть организованная рефлексия опыта знания, чем понимание текста художественного. Однако методологически недопустимо делать заявления о том, что пренебрежение истиной возникает якобы благодаря тому, что становление знаний об объективных закономерностях «подменяется процедурой раскрытия смысла» (Ковалевская, 1980). Это абсолютно неверно: понимание субъективных реальностей в тексте «Тихого Дона» (например, таково приобщение к «переживанию грозных предвестий», опредмеченное синтаксическими средствами в ряде мест романа) ни при каких обстоятельствах и ни в чьем индивидуальном исполнении не может «злонамеренно подменить» понимание такой объективной закономерности, как то, что Дон течет не вверх, а вниз. Зато оно может в какой-то мере помочь понять ту объективную историческую закономерность, которая в романе дана именно в виде смысла, а не в виде научного определения типа «В эпоху пролетарских революций единственным союзником крестьянства является рабочий класс». Научные понятия и художественные смыслы не «подменяются» в системомыследеятельности, а кооперируются и взаимодействуют.

Абсолютизация и универсализация когнитивного понимания восходит к Декарту, верившему, что «человеческий дух» «легче познать, чем тело» (Декарт, 1970, 293). В тех исторических обстоятельствах, когда были высказаны эти соображения, они были защитой чувственности против умозрительности, свойственной, кстати, и герменевтической теории церковников. Значительно позже И. Кант показал, что чувственность охватывает не только способность зрения, слуха, осязания, обо_{58}няния и вкуса, но и ее собственно человеческие перевоплощения. Среди последних было выделено эстетическое суждение: «Наименование эстетическое суждение об объекте сразу же указывает, что хотя данное представление соотносится с объектом, но в суждении имеется в виду определение не объекта, а субъекта и его чувства». Здесь «рассудок и воображение рассматриваются в соотношении друг с другом». Это соотношение можно рассматривать как «ощущаемое соотношение», поскольку от этого соотношения зависит «душевное состояние». «Хотя это ощущение не есть чувственное представление об объекте, все же, поскольку оно субъективно связано с чувственным воплощением понятий рассудка через способность суждения, оно может быть причислено к чувственности как чувственное представление о состоянии субъекта» (Кант, 1966, т. 5, 127 – 128).