Философия без дураков

Особенно в гуманитарных науках, где процедуры верификации менее строги и больше зависят от того, «как люди договорятся». Это создает простор для коррупции (в широком смысле слова) и заповедник для гоблинов. Более того, как только мафия окопается, рациональность в методе работы перестанет быть конкурентным преимуществом, скорее наоборот. Вся рациональность уйдет на игру в соответствие текущим, сколь угодно иррациональным, правилам социализации. Конечно, это странное социальное новообразование, и долго длиться не может. Но, как говорится, на наш век хватит.

Однако вернемся к науке. Для меня это, конечно, метод. И это квинтэссенция рациональности. Лучший пример, чтобы рассмотреть, как худшие теории уступают место лучшим.

Когда мы мыслим успешно о чем угодно, мы мыслим примерно так, как делают в науке.

И это уже повод рассмотреть поближе, как они это делают. Какие там правила, процедуры, техника. Потом технику можно будет перетащить почти в любую область, куда нам надо.

Значит, оцениваем идеи. Навскидку насчитал семь критериев рациональной процедуры оценки. Это не значит, что семь – магическое число. Можно было насчитать больше или меньше. Не так важно сколько. Что-то полезное будет независимо от числа пунктов.

Начнем с того, что можно назвать жесткими формальными критериями. Если теория не соответствует даже им, она вообще не выходит на ринг с другими теориями. Это сразу недопуск к соревнованиям.

Во-первых, логическая непротиворечивость теории.

Если черный квадрат у вас одновременно и красный шар, лучше сразу поискать другую идею.

Во-вторых, фальсифицируемость по Карлу Попперу.

Приведя гипотезу, надо сразу указать, какие факты из мира ее опровергнут. Если таких фактов нет, она не имеет отношения к миру; это не модель, а погремушка для личной психики. Теория должна быть подставлена ее автором под удар. Если не подставлена, она не принимается к рассмотрению.

Повторимся, должен быть ответ на вопрос «какие факты заставили бы тебя изменить свое мнение?». Если теория остается здравствовать, несмотря на любые факты, то это теория не бессмертная, а мертворожденная. Буквально, при таких вводных она может утверждать о мире что угодно – и вряд ли что угодно окажется тем, что надо (подробнее см. главу № 26 «Неуязвимая теория – это мусор»).

В-третьих, теория должна быть жесткой, как называл это Дэвид Дойч.

Про это, в частности, в его книге «Начало бесконечности». Этот пункт пояснить сложнее, но это очень близко к тому, где хранится тайная сила науки. Значит так: если в вашем объяснении можно произвольно поменять почти любую часть и оно будет все так же замечательно что-то объяснять, то оно вряд ли что-то объясняет вообще, и это видно уже сейчас.

Он сам поясняет это на примере смены времен года. Точнее, теории, почему они меняются. Научная теория жесткая, там ничего нельзя изменить без того, чтобы она не перестала объяснять: вот Солнце, Земля, вращение, угол наклона. Измени хоть что-то – теории не будет.

А вот древнегреческий миф. Кто-то из богов кого-то похитил, кто-то загрустил, кого-то отпустил, и вот природа, следуя за этими играми богов, увядает и расцветает. Мы даже не будем пересказывать, кто кого похитил и зачем (честно говоря, мы это уже забыли). Но именно это и показательно. Это история, в которой можно изменить все что угодно, и она останется такой же, якобы все объясняющей историей. Можно заменить всех богов на каких-то других. Можно изменить сюжет: похищение, например, на побег или на болезнь. Непонятно, почему именно так, а не эдак. Мягкая, пластилиновая версия не имеет никаких преимуществ перед тысячей похожих на нее. У нас нет оснований выбрать именно ее. Можно сказать, что достоверность таких историй размазана по всему возможному спектру. Мы не можем выбрать весь спектр сразу, мы должны ткнуть пальцем в один вариант, но их тысяча – и все равнозначны. А значит, сила каждой отдельной версии (на одной из которых мы остановимся) делится на эту тысячу, или миллион. Наверное, это можно показать средствами математики. Но основная мысль понятна и без нее. Теория, если она берется что-то объяснять, либо жесткая, либо плохая.

Заметьте, мы еще даже не подошли к слову «эксперимент», а уже основательно расчистили ринг от мусора. Что ж, давайте подойдем к тому, что считается основным.

В-четвертых, теория должна делать успешные предсказания о мире.

То есть эти предсказания должны как-то выполняться. Как минимум «угадайка» должна обыгрывать генератор случайных чисел и то, что мы зовем интуицией, как максимум – обыгрывать прогнозы других теорий.