Философия футуриста. Романы и заумные драмы

– Прекрасно сказано, – раздался за спиной Ильязда знакомый и громовой голос, Ильязд и Озилио обернулись оба и увидели стоявшего на пороге Синейшину. Но тогда как Ильязд только вскрикнул от удивления, Озилио попытался было приподняться, но потом как-то нелепо замахал руками и, повалившись на пол, начал биться в припадке. Синейшина бросился к нему, оставив раскрытой дверь, и принялся расстегивать ему ворот.

Сегодня он ничуть не походил ни на Синейшину парохода, ни на того вчера на Лестнице. Борода была выбрита, оставлены только усы щеткой, одет он был в щеголеватый костюм турецкого офицера и, несмотря на такую перемену, оставался настолько самим собой, точно никогда и не бывал иным.

– Вы отрекаетесь и, однако, потом затеваете целую историю из-за русской эскадры, опять отрекаетесь и, однако, проводите целый вечер в обществе русских и в самых постыдных местах. Отрекаетесь еще один раз и, однако, только и думаете о соотечественниках, поселившихся в ямах, и ради этого, ради их общества, о человеческая порода, отказываетесь от всех сокровищ Озилио, что еще более замечательно, так как вы верите в их искренность. Оставьте его так, он отлежится и скоро придет в себя, бедняга. И ради ваших же соотечественников, вы мучите этого несчастного, этого запоздалого пророка, истинного учителя, несчастье которого, что он родился в наш позитивный век, когда никто на него не обращает внимания, кроме беременных или бесплодных женщин. Родись он лет триста назад, вам бы не так легко было над ним проделывать опыты.

Ильязд попробовал протестовать.

– Бросьте, вы себе не отдаете отчета, что делаете. К этому несчастному вдруг подходит отлично одетый молодой человек, слушает внимательно его разговоры, делает вид, что берет всерьез, конечно, это его довело до припадка. Но к делу. Я вас с трудом нашел, и хотя в Константинополе, по милости союзников, нет никаких почти полицейских, кроме английских пьяниц и французских мздоимцев, меня все-таки быстро осведомили, куда вы делись. Вчера, убедившись, что вы были в театре, я, уходя, оборонил записку. Будьте любезны, верните ее мне.

Ильязд посмотрел пристально на Синейшину и заметил, что, хотя тот должен был снять бороду только сегодня, кожа у него была подозрительно загоревшей, чтобы это могло произойти за одну ночь.

– Я вас вчера видел с бородой. Это, по-видимому, не та, что была на пароходе.

– Что же из этого?

– Почему вы выдаете себя за русского?

– Вы ошибаетесь, – расхохотался Синейшина. – Я себя за русского вовсе не выдаю. Я только пользуюсь своим сходством с русским.

– Чтобы?..

– Чтобы следить за вашими соотечественниками.

– Что вы офицер турецкой армии, я знал, но не знал, что вы служите в контрразведке.

– Это неподходящее слово, так как нет никакого шпионажа, я наблюдаю за вашими соотечественниками из полицейских соображений. Надеюсь, вы меня не упрекнете, что я служу своему правительству?

– Ничуть. Я только немного удивился, встретив вас на Лестнице.

– Я шучу. Даже полиция тут не при чем. Я просто отправился туда в таком виде, чтобы легче сбыть мой запас Передвижной Республики. Но моя записка с вами?

– Вот она, – Ильязд нагнулся и, подобрав записку, протянул ее Синейшине.

– Вы все-таки показали ее Озилио? – осведомился Синейшина с гневом в голосе.

– Извините мне эту неделикатность, но я не был уверен, что это вы, и так как я в этих каракулях ничего не смыслю, то я показал ее Сумасшедшему, для которого нет тайн.

– И что же он сказал?

– Он даже не пробовал читать. Но он сказал тотчас, что вы оборонили ее нарочно, чтобы я ее прочел.

Синейшина пришел в искреннее веселье.

– До чего у вас всех разгорячено воображение. Ведь эти каракули – просто-напросто абиссинские письмена, и это самое обыкновенное письмо, назначающее мне свидание, только я запамятовал где. Поэтому я вас и искал.

– Поверьте, знай я ваш адрес, я доставил бы ее вам лично.

– Ах да, я до сих пор не отыскал вас и не пригласил к себе. Между тем я вам многим обязан. Знаете что, я живу неподалеку отсюда, сейчас же позади Селима, пойдемте ко мне выпить чашку кофе. Кстати, мы можем поговорить вдали от этой мрачной обстановки.

Ильязд бросил последний взгляд на лежавшего в обмороке Озилио и вышел на улицу. Синейшина следовал за ним.