Философия футуриста. Романы и заумные драмы

Войдя в кабинет консула и обратив внимание на заштрихованные на карте провинции Гюрджистана, Ильязд невольно погрузился в раздумье, вспомнив о своем путешествии, о своих разбитых надеждах, и показался самому себе далеким, наивным и сильно изменившимся (с тех пор). И все вместе взятое – и консул, и Грузия, и провинции, все показалось ему до такой степени далеким, не связанным с его настоящей жизнью, что он почувствовал себя еще более в состоянии совершенного равновесия.

Грузинский католический монастырь оказался ничем не замечательным⁶. Гораздо занимательнее оказался некий Чулхадзе, который, как сообщил по секрету консул, еще недавно назывался Чулха-заде и, вероятно, еще продолжал так называться у себя на побережье к востоку от Трапезунда (распространенное среди отуреченных грузин обыкновение менять окончание дзе на турецкое заде), который по-грузински изъяснялся, вероятно, не слишком хорошо, предпочитая турецкий или французский язык, и, введенный в соблазн именем и присутствием Ильязда, начал знакомство с того, что назвал его Ильядзе – переделка, с которой он так никогда и не расстался. Узнав, что Ильядзе хорошо знакомо ущелье Чороха, он, не скрывая той роли, которую он теперь играл в невыкупленных областях, Чулха (как его называли окружающие, по-видимому, из желания избежать щекотливого вопроса об окончании его фамилии), пришел в невероятный восторг и немедленно постарался показать собеседнику, что он ездил в глубь страны и знает всё ущелье Чороха, и течение Тортума-чая, и оба грузинских прохода, восточный и западный, и потерянные соборы, и много всякой всячины, совершенно невероятной, о быте местных жителей, горах и о свойствах льда, и так как Ильязд не собирался с ним спорить, то Чулха разоврался до такой степени, что Ильязд, когда надо было возвращаться в Константинополь, отблагодарил консула за любезность и предложил Чулхе поехать с ним обедать, готовый расстаться с лирами, но не таким величественным вруном.

Вот этот умел и знал видеть секреты и сказки. Его можно было даже заподозрить, что он читал древних авторов, так как в стране, оказывается, было все, начиная с золота, которое валяется глыбами на берегах Чороха, и вплоть до амазонок, которые скачут по ущельям. Ильязд видел пархальский храм, а сокровища? О хитрые горцы, они ничего не показали, на самом деле в погребах хранятся драгоценности и рукописи, украшенные картинками, и бездны золотой утвари. Тортумское озеро, а вот высеченные в скалах фигуры вы проглядели, в десять человеческих ростов каждая. Базилика Четырех церквей, а на крышу не вздумали влезть. Если бы вы пробрались в замуравленную комнату, и так далее.

К богатствам людским прибавлялись богатства природы. Кроме золота, все какие угодно металлы, и самоцветные каменья, и прочее. Словом, страна – самый богатый в мире угол, и Грузинская республика, если ее получит, станет самой богатой в мире страной. Здорово задумано.

Ильязд остановил его: “Господин Чулха, вы, вероятно, думаете, что я грузин и связан с правительством. Я и не грузин, и равнодушен к интересам грузинского правительства”. – “Правда? Почему же вы были сегодня там?” – “Я просто хорошо знаю Грузию и очень ценю грузин, но у меня свой взгляд на вещи. Поэтому скажите мне просто: у грузин много шансов на восстание и добровольное присоединение этих провинций?” – “Никаких”. – “У меня сложилось такое же впечатление”. – “Да и потом беда невелика, какие-то вшивые трущобы, не пройти, не проехать, никакого значения и населено настоящими дикарями”. – “Я предпочитаю такое отношение к делу. За ваше здоровье, Чулха”.

“Поговорим теперь просто, вы хорошо знаете эту страну?” – “Я ли не знаю, по торговым делам мне приходилось из Байбурта ездить и за маслом, и за лесом, и за шерстью. Правду сказать, богатства, может, в ней есть, медь и прочее, но это такая дыра”. – “Когда вы были в последний раз?” – “Был и во время русской оккупации, был и по возвращении турок, знаю Пархал, Испир, Ишхан и ездил через проход к Эрзеруму”. Теперь Ильязд счел нужным расхваливать страну: “А Хахул, какое великолепие, а Экек?” – воспоминание об Экеке вызвало у него образ старшины. “Были в Экеке. Я жил там два дня”. – “Помните голубоглазого старшину?” Чулхадзе рассмеялся: “Самозванца помню. Только ему вскоре пришлось бежать”. – “Как самозванца? – Ильязд был ошеломлен. “Очень просто, он явился туда неизвестно откуда, уверяя, что он беженец из занятых русскими областей, но, когда русские надвинулись, уже не бежал, а потом, когда турки вернулись и навели справки, оказалось, что все выдумка и ему пришлось скрыться. Так мне рассказывали, когда я в новый приезд не нашел его”.

До чего только Ильязд был сконфужен. Поиски голубоглазых, следы расы блондинов, докатившейся до перевалов на Эрзерум, измерение черепов – и вот, оказывается, этот изумительный экземпляр был вовсе не уроженцем, а пришельцем, и притом личностью самой подозрительной. И Ильязду почему-то показалось, что это сообщение бросает новую тень на Синейшину.