Философия футуриста. Романы и заумные драмы

Яблок долго должен был наливаться на солнце, щедром солнце, чтобы произвести такую влагу. Он должен был расти на защищенных горами склонах, оберегаемый от советского ветра, охраняемый от африканского ветра, чтобы налиться такой роскошью. Разве вы думаете, что он упал на землю, когда начали трясти дерево? Или мальчишки сбили его палкой? Как бы не так. Разве из такого яблока, ушибленного или битого, получилась бы такая водка? Его осторожно сорвали, приставив к яблоне лестницу, длинную лестницу из одного только ствола, к которому прибиты перекладины. Сорвали и бережно положили в корзину, и не грубые мужичьи руки, а женские руки ослепительной белизны, не загорающие на самом жестоком солнце, не краснеющие на самой нехорошей стуже, с лепестками-пальцами, которые, прикоснувшись к яблоку, заставили его еще сильнее натужиться и покраснеть. Пейте за эти, еще пейте за эти руки. Теперь вы начинаете понимать, почему до такой степени хороша эта водка? Обласканный солнцем, морем и женскими руками, разве яблок мог дать другую струю? Пейте. Яблони растут вокруг поляны, на которой пасется вернувшийся домой скот и расхаживают куры. С утра волокут лестницы и срывают разом со многих деревьев. С дерева к дереву перекликаются женщины, сначала по именам, а потом затягивают песню. Знаете, как поется эта песня? Первая, запевало, если хотите, поет одну строчку, не больше, а потом все хором повторяют эту строчку. А затем очередь второй, которая поет новую строчку, но на ту же рифму, обязательно в рифму, и потом хором вторую строчку. А потом третья, третью обязательно в туже рифму, и потом хором третью. А затем четвертая, четвертую обязательно в ту же рифму и потом хором четвертую и так далее. И пока собирают яблок, не прекращается песня, долгая-долгая песня и все на одну и ту же рифму. Вы понимаете теперь, почему у вас разливается огонь по жилам?

А знаете вы, о чем поют женщины? Или вы не знаете, что нужно женщине? Мужчине нужно многое – и не перечислить, не перечесть, чего только ему не нужно. А когда что ему не удается, на помощь приходит философия и поддерживает мужчину. А женщину – никакой философией ее не прокормишь, чисто мужское это занятие. И нет у нее многого и многих мечтаний. Жениха, вот чего ей надо, – остальное вздор. И с утра до зари вечерней только и поют девушки, что о женихе. Только потому поют и сочиняют поэмы, что им жених нужен. Вот дайте им выйти замуж. Строчки не придумают, ноты из них не вытянешь, когда есть, кто надо, к услугам. А теперь и голос, и таланты – все от желания. Солнце еще не остыло, хотя наступает осень. Оно, после столькой жары изнуряющей, светит особенно ласково. Нежностью пропитано солнце, и белесоватое небо, и пейзаж начинающих розоветь деревьев, нежностью напитаны девичьи надежды и песни. Нежности, еще нежности, как можно больше нежности. Вот почему до такой степени нежна эта водка. Ах, вы думаете, это все? Нет, это еще только начинается. Сорвать яблок еще не значит добыть божественную влагу. Нет, это еще только начало длинной истории. Но Ильязд уже потерял охоту слушать своего внезапного собеседника. Он отправляется неверным шагом от стола к столу, сперва к столу, где рулетка, что-то ставит, проигрывает, потом идет к вертящимся колесам, выигрывает, получает какие-то билетики и, сделав круг, усаживается снова за столиком. Наргиле, нет, водки. Конечно, когда ничего не удается, приходит на помощь философия. За здоровье философии. Правы философы, вот нищие оборванцы, выплюнуты черт знает куда судьбой, а разводят философию, и им все нипочем. Ильязд тоже разводит философию, и Ильязду все нипочем.

Философия ничем не отличается от водки. Или, правильней, доступ к ней легче через водку. Или, наконец, как там не философствуй, и водка остается водкой и всем, что с водкой связано. Нет, к черту философию. Философия – удел Облачка, потому что Облачку ничего другого не остается. А Ильязд, разве ему нужна какая-нибудь философия, когда у него такая жажда, когда такое беспокойство испепеляет его? Философия – удел бесчувственных¹⁰. Ильязд чувствовал. Он сидел на плетеном табурете, покачиваясь, глядя, как солнце с любовью смотрится в рюмку с водкой, любовно оглядывает свое детище. Солнце, еще солнца. Будем как солнце¹¹ – откуда это? Какой бесконечной далью казалась ему литература, лозунги, программы, словом, философия. Ах, какого черта было смеяться над Облачком, когда он сам, Ильязд, такая же философия, когда жизнь, вместо того, чтобы уйти на самые простые, естественные, языческие вещи, любовь, удовольствие, на то, чтобы дышать, потеть, употреблять, есть, пить, отправлять нужду, вместо животного, настоящего, ушла на какие-то бредни, изыски, рассуждение вокруг и около, убеждения, стремления, достижения и прочую чепуху. Жизнь ушла на философию. Он думал о яблоке: произросло оно, сорвано было женскими руками, сравнивал себя с ним, проникаясь к самому себе такой жалостью, что нельзя было удержаться от слез. Жить, самой обыкновенной жизнью – вот что надо было, и как бы начать все сызнова?