Что касается действительных препятствий к переезду Зданевича на жительство в СССР, то, скорее всего, он, у которого там оставались близкие люди (брат Кирилл, проведший около 8 лет в лагерях, был реабилитирован в 1957 г.), в своих объяснениях просто старался не терять привычной осторожности. Этими препятствиями наверняка в меньшей степени были какие-либо административные затруднения (возможно, сыгравшие роль только поначалу), а в большей – целый ряд обычных и понятных причин: сомнений, страхов и разочарований, вызванных возникшим в советских кругах клеймом его “неблагонадежности”, тревожными вестями от родителей и от друзей (в том числе от возвратившегося в СССР В. Свешникова), борьбой в советской литературе и искусстве с проявлениями авангардизма и его личным неуспехом с публикацией “Восхищения” (см. комментарий к роману в наст, изд.), известиями о происходящих в СССР “чистках”, политических преследованиях и судебных процессах, трагическими судьбами бывших друзей, “возвращенцев”, литераторов. Сыграло, конечно, роль и нанесшее Зданевичу обиду присвоение Тбилисским художественным музеем его личной коллекции картин Пиросмани…
13. В черновых записях, находящихся на обороте рукописи, есть любопытный и довольно важный фрагмент, который можно отнести как к постоянной саморефлексии главного героя (рассуждения о “пустоцвете”, о “болезни воли”, о собственной лени и т. п.), каковая заслуживает самостоятельного внимания, так и к теоретическим, подчас откровенно анархическим, воззрениям автора, связанным с постфутуристическими идеями “вздора”, “чепухи”, противоречия, борьбы со смыслами: “За и против – это одно и то же, другое – это когда ни за, ни против, а где совсем в других областях, где даже не может вопрос и возникнуть” (ср. с его словами в другом месте черновых записей: “Ильязд ни за Бога, ни против Бога, Ильязду нет никакого дела до Бога”, приведенных в комментарии к гл. 16). Ср. это высказывание с поэтической философией заумника-“чинаря”-обэриута А.И. Введенского, которую подробно разобрал Я.С. Друскин в своей известной “Звезде бессмыслицы”.
Стоит обратить внимание на то, что эти мысли Зданевича в определенном ключе пересекаются и с текстом раннего интервью Зданевича и М. Ларионова, вскоре преобразованным в их совместный “Да-манифест”: “– Вы футуристы? – Да, мы футуристы. – Вы отрицаете футуризм? – Да, мы отрицаем футуризм, пусть он исчезнет с лица земли! – Но вы противоречите сами себе? – Наша задача противоречить самим себе. – Вы шарлатаны? – Да, мы шарлатаны. – Вы бездарны? – Да, мы бездарны” (Театр в карикатурах. 1914. i января. С. 19).
14. Третий, он же Коммунистический Интернационал (Коминтерн), официально возник в 1919 г. по инициативе РКП (б) и лично В.И. Ленина. Объединял компартии различных стран и руководил революционным движением во всем мире. Был распущен в 1943 г.
15. По воспоминаниям поэта С. Спасского, встречавшегося со Зданевичем в 1913–1915 гг., когда в начале Первой мировой войны немецкие пушки грозили реймскому собору, “Зданевич ходил именинником. Хорошо, что уничтожают старье. Он действительно лично был доволен. Даже готовил он какой-то манифест, приветствовавший подобный акт” (Спасский С. Маяковский и его спутники: Воспоминания.
16. Можно почувствовать определенную близость образов большевика (чекиста) Триодина и профессионального революционера Василиска из “Восхищения”: у Василиска вся убеждающая сила находится в глазах (“глаза были такого железа”, ср. также с описанием Триодина, данным ранее: “Точно весь из камня, с лицом каменным и речью из камня”). Впрочем, пугавшая и восхищавшая советских интеллигентов тех лет яркая мускулинность похожих литературных персонажей (чекистов, командармов, партизан-подпольщиков) – скорее, обычная характеристика героев революционной романтики, некий штамп, в который Зданевич, возможно, вкладывает и свои скрытые смыслы (ср. также образы Лаврентия из “Восхищения” или Алемдара-Синейшины).
17. Речь идет о тайном соглашении 1915 г. между Россией, Англией и Францией о разделе Османской империи (см. комментарии к гл. 8).