Философия и гуманитарные науки

На коленях у трупа лежала голубая тетрадь, как если бы смерть настигла его за чтением. Несмотря на потрясение, которое я испытал при виде покойника, я протянул руку и дотронулся до края обложки. Я раскрыл тетрадь на первой странице. Собственно, я был почти уверен, что это – первый том полного собрания сочинений Омеро Брокки. Почти, но все-таки не до конца.

Две эти тетради – эта и та, которую нашел я, – были похожи, как две капли воды: те же буквы и та же первая фраза. Только здесь автор заполнил всю тетрадь, теми же словами, повторив их тысячу раз: эта тетрадь пустая, эта тетрадь пустая, эта тетрадь пустая…

Веревка

Новарио подбежал ко мне и выхватил тетрадь у меня из рук; он думал, что это и есть тот текст, встречи с которым он ждал уже больше двадцати лет. Он прочел оборванную фразу и, не скрывая отчаяния, вернул мне тетрадь.

– Кто-то с нами играет. Вы уверены, что он мертв?

Фонарь осветил лицо коменданта. Я увидел веревку у него на шее.

– Его повесили! – воскликнула Гранадос.

– Я думаю, он повесился сам, а потом его кто-то снял, – сказал Новарио. Он поводил лучом фонарика по потолку в поисках балки или крюка, но обнаружил только паутину.

Я опять посмотрел на бледное лицо коменданта.

– Нет, он не повесился. Если бы он умер от удушья, его лицо сейчас было бы синим, а язык вывалился бы изо рта. Веревку надели позже.

– А я и не знала, что вы работали судмедэкспертом, – сказала мне Гранадос. – А для чего, как вы думаете, на него надели веревку?

– Это предупреждение для тех, кто гоняется за книгами Брокки.

Все версии «Замен» совпадали в одном: в каждой присутствовал труп с петлей на шее.

– Тот, кто его убил, читал Брокку, и он оставил здесь этот знак для тех, кто может понять его смысл, – сказал я.

– Это, должно быть, Конде. – У Новарио была раздражающая привычка светить мне в лицо фонарем всякий раз, когда он со мной заговаривал. – Конде или…

– Или кто-то из нас, – закончил я за него. – И опустите фонарь, я не собираюсь делать сенсационных признаний.

– Убийца здесь рядом, в этих бумажных залежах. Я спиной чувствую его взгляд, – сказала Гранадос. Она развернулась и пошла прочь. Мы с Новарио последовали за ней.

В здании было темно и пусто – казалось, оно пустует уже много лет, – но стук форточек и скрип половиц намекали на то, что, возможно, мы были здесь не одни, что сегодняшней ночью здесь был еще кто-то, и этот «кто-то» плел козни, направленные против нас. Все двери были закрыты на ключ, так что мы не могли выйти до утра.

Как-то вдруг стало холодно. Было три часа ночи, и нам всем захотелось есть. Сначала, под впечатлением от вида мертвого тела, мы не смогли проглотить ни кусочка, но голод все-таки оказался сильнее. Во время импровизированного ужина мы обменялись своими соображениями и догадками о том, что произошло с комендантом и кто был убийцей. В какой-то момент я вообразил, что коменданта убили Новарио с Гранадос на пару (да, у них были не самые теплые отношения, и это еще мягко сказано, но они оба терпеть не могли Конде, и эта ненависть могла бы пересилить их враждебность друг к другу), и при одной только мысли об этом меня затошнило. Но потом по здравом размышлении я решил, что эти двое не могут быть соучастниками преступления, потому что, хотя они оба не любят Конде, они все равно не смогли бы объединиться – даже для мести общему врагу. Было никак невозможно представить этих людей союзниками хоть в чем-то.

– Я думаю, кто-то нас опередил. Бумаги Брокки теперь у него, и он хочет нас напугать, – твердо сказал Новарио.

– А зачем он убил коменданта? – спросила Гранадос.

– Возможно, он был соучастником. Конде его использовал, а потом… – Новарио чиркнул указательным пальцем по горлу. – Конде сделал себе имя, спекулируя на славе Брокки, и не мог допустить, чтобы кто-то его опередил, даже накануне своего окончательного разоблачения.

– Но если рукописи у него, почему он вас с ними не ознакомит?

Новарио пожал плечами.

– Только вы можете нам помочь. Надо вывести Конде на чистую воду. Профессор Гранадос к нему не подступится, я – тем более. Но вы…

– Я уверен, что Конде здесь ни при чем, – сказал я. – Как вы себе представляете пожилого профессора в роли безжалостного убийцы?

Они растерянно переглянулись. Нет, такого они себе не представляли.

Разговор постепенно выдохся, завязнув в противоречивых умозаключениях. Мы съели все, что было, но я все равно не наелся. Гранадос составила рядом три стула и прилегла отдохнуть. Новарио опустил голову на стол и тоже, кажется, задремал. Я не спал, как часовой, который ждал первого луча света. Сначала я себя чувствовал даже неплохо, но потом у меня разболелись все кости, как если бы тело вдруг вспомнило об ударах, полученных во время падения. Спать не хотелось. Вернее, я боялся заснуть: убийца мог быть где-то рядом, в засаде. Мне удалось продержаться до утра, и вот за окном уже рассвело, и послышался шум уличного движения, и здание открыли.

Я разбудил своих спутников.

– Уже уходим? – спросила Гранадос.

– Еще минут пять подождем. Чем больше здесь будет народу, тем меньше мы привлечем внимания.