Философия и религия Ф.М. Достоевского

А что же произойдет с Россией, которая трудными, подвижническими путями грядет к своей всечеловеческой цели? «…Россию спасет Господь, как спасал уже много раз. Из народа спасение выйдет, из веры и смирения его» [567]. «Народ верит по–нашему, — говорит старец Зосима, — а неверующий деятель у нас в России ничего не сделает, даже будь он искренен сердцем и умом гениален. Это помните. Народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая Православная Русь. Берегите же народ<…>ибо сей народ — богоносец» [568].

Ну а если случится, что в огромное тело России войдет евангельский легион — что тогда? Тогда, твердо верит Достоевский, повторится великое чудо Христово, то чудо, описание которого Достоевский взял в качестве эпиграфа к своему роману «Бесы» и сделал его центром этого произведения, цитируя его на странице 630: Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро, и потонуло. Пастухи, увидя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее; и пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме; и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся (Лк. 8: 32–36).

«Друг мой, — восклицает Степан Трофимович, которому этот евангельский сюжет читают, —<…>видите, это точь–в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, — это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века!<…>Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже может быть! Это мы, мы и те, и Петруша… et les autres avec lui [569], и я может быть первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем… Но больной исцелится и сядет у ног Иисусовых… и будут все глядеть с изумлением…» [570].

Россия, исцеленная от «легиона», Россия, которая сидит у ног Иисусовых и молитвой приобщается к Его Пресветлому и чудотворному Образу, Россия христоустремленная и христоносная — вот жизненный идеал Достоевского, идеал личный и общественный. Христос — русская сила, поэтому Достоевский отвергает европейскую цивилизацию без Христа. Идея современного человечества и цивилизации о добродетели без Христа не может иметь успех в России и должна быть отвергнута [571]. Русской интеллигенции, которая желает в Россию пересадить европейскую цивилизацию, Достоевский говорит: «Народ не с вами духовно и чужд вам», поскольку он живет идеей Православия [572]. «Вся глубокая ошибка их в том, что они не признают в русском народе Церкви. Я не про здания церковные теперь говорю<…>я про наш русский «социализм» теперь говорю (и это обратно противоположное Церкви слово беру именно для разъяснения моей мысли, как ни показалось бы это странным), цель и исход которого всенародная и вселенская Церковь, осуществленная на земле, поколику земля может вместить ее. Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нем присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово. И если нет еще этого единения, если не созижделась еще Церковь вполне, уже не в молитве одной, а на деле, то всё-таки инстинкт этой Церкви и неустанная жажда ее, иной раз даже почти бессознательная, в сердце многомиллионного народа нашего несомненно присутствуют. Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово* [573]. Вот наш русский социализм!» [574]. Присутствие в народе русском этой «высшей единительно — «церковной» идеи делает его способным к созиданию Церкви вселенской, в которой единственно возможно братство всех народов. В этой идее — сущность русского народа, его ценность и его роль [575]. «И тут прямо можно поставить формулу: кто не понимает в народе нашем его Православия и окончательных целей его, тот никогда не поймет и самого народа нашего. Мало того: тот не может и любить народа русского…» [576].