Философия и социология гуманитарных наук

То, что Бахтин не любил касаться этой темы и давал соответствующие объяснения каждый раз по-новому, заставляет предполагать, что истинные причины его издательско-авторского эксперимента им утаивались (или имели комплексный характер). Наиболее вероятными из них являются, на наш взгляд, две: 1) Бахтин не хотел быть причастным к распространению марксистской методологии в философии и филологии; 2) он не был формально связан с научными учреждениями Ленинграда (что давало возможность попасть в издательский план, например ИЛЯЗВа; заручиться поддержкой руководства института и т.д.). И, чтобы иметь доступ к читателю, Бахтин мог предложить необычную форму соавторства, устраивавшую в определенной мере и его друзей, поскольку они разделяли идеи Бахтина и понимали, что иного пути опубликовать бахтинские труды в ближайшее время нет. (В этом случае все действующие лица остаются на достойной этической высоте!)

Недавно были обнародованы новые свидетельства, касающиеся загадочного соавторства, – на этот раз исходящие непосредственно от Бахтина.

Отвечая на запрос В.В. Кожинова относительно слухов, циркулировавших в ленинградской среде на рубеже 20 – 30-х гг. о принадлежности ему некоторых работ Волошинова и Медведева, Бахтин пишет (1 марта 1961 г.):

«Книги „Формальный метод“ и „Марксизм и философия языка“ мне очень хорошо известны. В.Н. Волошинов и П.Н. Медведев – мои покойные друзья; в период создания этих книг мы работали в самом тесном творческом контакте. Более того, в основу этих книг и моей работы о Достоевском положена общая концепция языка и речевого произведения. В этом отношении В.В. Виноградов совершенно прав. Должен заметить, что наличие общей концепции и контакта в работе не снижает самостоятельности и оригинальности каждой из этих книг. Что касается до других работ П.Н. Медведева и В.Н. Волошинова, то они лежат в иной плоскости, не отражают общей концепции и в создании их я никакого участия не принимал.

Этой концепции языка и речи, изложенной в указанных книгах без достаточной полноты и не всегда вразумительно, я придерживаюсь и до сих пор…»[61].

В беседе с В.Д. Дувакиным (магнитофонная запись, февраль 1973 г.), сумевшим расположить Бахтина к доверительному разговору о прошлом, последний говорит:

«…у меня был близкий друг – Валентин Николаевич Волошинов. Он автор книги „Марксизм и философия языка“, которую, так сказать, мне приписывают»[62].

Перед нами единственные на сегодняшний день документальные (письменное и устное) высказывания самого Бахтина, фигурирующие, подобно свидетельским показаниям, в деле об авторстве «спорных текстов». Можно ли им доверять? Ведь легко сослаться, что и делали ранее (в отношении, например, автобиографии ученого), на неискренность Бахтина, его стремление утаить правду по каким-то соображениям. В таком случае уместен вопрос: кому мы должны доверять более, нежели самому Бахтину, в этом деликатном деле? При всем уважении к людям, знавшим Бахтина, при всей благодарности за их стремление «запротоколировать» разговоры с ученым, думается, что не следовало бы слишком категорично склонять общественное мнение в пользу бахтинского авторства, раз этого не сделал сам Бахтин – ни в далеких 20-х, ни в близких к нам 70-х гг. Деликатность нужна и в отношении людей, ушедших от нас «по ту сторону социального».