Конечно, только уже войдя в сознание, облачившись в формы сознания (в формы определенных по своему содержанию желаний, мыслей и пр.) продукты бессознательного могут вступить в противоречия с этическими требованиями или могут восприниматься как обман «цензуры».
Таким образом,
Во всей фрейдовской конструкции психической борьбы со всеми осуществляющими ее механизмами мы слышим только пристрастный голос субъективного сознания, истолковывающего поведение человека. Бессознательное – это только один из мотивов этого сознания, один из способов идеологического истолкования поведения.
Что такое сознание отдельного человека, как не идеология его поведения? В этом отношении мы вполне можем сравнить его с идеологией в собственном смысле слова, являющейся выражением классового сознания. Но никакую идеологию, ни личную, ни классовую, нельзя принимать за чистую монету, нельзя верить ей на слово. Идеология лжет тому, кто не умеет проникнуть за скрытую под нею игру объективных материальных сил.
Например, какое-нибудь религиозное учение вводит в заблуждение только верующего в это учение, наивно принимающего его за то, что оно само себя выдает. Но для историка-марксиста это же учение может оказаться весьма важным и ценным документом, верно отражающим известные социальные противоречия и интересы определенных групп. Он вскроет те реальные экономические и социальные условия, которые с неизбежностью порождают данное религиозное учение.
Так поступает и психолог-объективист: он не принимает на веру никаких словесных высказываний, никаких мотивировок и объяснений, какие сам человек на основании собственного внутреннего опыта дает своему поведению. Он пытается вскрыть объективные корни как всего поведения, так и словесных высказываний человека. Ему эти высказывания уже не смогут солгать. Для него они будут верным выражением объективных условий поведения – физиологических и социально-экономических. За «психической динамикой», за борьбой мотивов психолог-объективист вскроет материальную диалектику природы и истории.
Не так поступает Фрейд; он дает втянуть себя в борьбу субъективных мотивировок сознания. Дело совершенно не меняется от того, что он предпочитает особую группу мотивов – мотивов бессознательного – и добывает их особым путем. Мотив остается мотивом: весомости материального явления он не приобретает. На плодородную почву объективного опыта конструкция Фрейда нас не выводит.
Но откуда же взялись «Я», «Оно», «Идеал-Я» и прочие «силы», которыми Фрейд населяет психику человека?
Борьба мотивов не дает никаких оснований для признания этих сил. Борьба мотивов – это реальное явление, данное в объективном опыте, – ведь она находит выражение в словесных высказываниях. Психические же силы являются той произвольной конструкцией, с помощью которой Фрейд пытается объяснить эту борьбу. Как и большинство конструкций субъективной психологии фрейдовская теория является «
В чем состоят эти взаимоотношения?
Больной желает скрыть от врача некоторые свои переживания и события жизни, хочет навязать врачу свою точку зрения на причины болезни и на характер своих переживаний. Врач в свою очередь стремится отстоять свой авторитет – как врача, стремится добиться признаний от больного, старается заставить больного принять правильную точку зрения на болезнь и ее симптомы. Со всем этим скрещиваются другие моменты: между врачом и пациентом могут быть различия в поле, в возрасте, в социальном положении, наконец, различие профессий – всем этим осложняются их взаимоотношения и борьба.
И вот, в этой сложной и своеобразной социальной атмосфере строятся те словесные высказывания – рассказы пациента и его реплики в беседе с врачом, – которые Фрейд кладет к основу своей теории. Можем ли мы признать эти высказывания выражением индивидуальной психики пациента?