Философия искусства

Разносится слух, что Бертино Альдобранди, ученик брата Бенвенуто, убит наповал.

’’Бедный брат мой испустил тогда такой страшный, бешеный крик, что он, верно, был слышен за десять миль оттуда. Потом он говорит Джованни: ”По крайней мере, можешь ли ты указать мне того, кто его убил?” Джованни отвечал утвердительно и объяснил, что это один из вооруженных мечом и что у него голубое перо на шапке. Бедный брат мой тотчас же выступил вперед; узнав по этим приметам убийцу, он со свойственной ему дивной быстротой и неустрашимостью бросился на него в самую середину дозора и, прежде чем успели его остановить, нанес виновнику сильный удар шпагой в живот, проткнул его насквозь и эфесом шпаги свалил наземь. Он напал затем на остальной дозор с такой смелостью, что один обратил бы его в бегство, если бы какой-то мушкетер, обороняясь, не выстрелил и не задел храброго и несчастного юношу пулей повыше правого колена. Тут он упал, а дозор торопливо улепетнул, боясь, чтобы не подоспел десяток таких же грозных бойцов”.

Бедного молодого человека приносят к Челлини; сделанная ему операция не удалась; хирурги в то время были невежественны, и он умер от раны. Тогда бешенство овладевает Челлини; в голове у него кипит хаос идей.

’’Единственной отрадой моей было высматривать, как любовницу, того мушкетера, от которого погиб мой брат. Заметив, что страсть видеть его как можно чаще отнимает у меня сон и аппетит, да и вообще не может повести ни к чему доброму, я решился избавиться от такой муки, не разбирая того, как непохвально подобное намерение”.

”Я ловко подобрался к нему с большим кинжалом, похожим на охотничий нож. Я рассчитывал наотмашь снести ему голову, но он так быстро обернулся, что мое оружие задело его только по левому плечу и перебило кость. Он поднялся, уронил свою шпагу и, изнемогая от боли, кинулся бежать. Я за ним, настиг его в четырех шагах и занес кинжал ему над головой, а он нагнул ее очень низко, отчего оружие мое завязло у него между шейной костью и затылком до того глубоко, что при всех усилиях я не мог его вытащить”.

За это пожаловались на него папе, но, прежде чем идти во дворец, он запасся прелестными ювелирными вещами своей работы. ’’Когда я предстал перед папой, он бросил на меня грозный взгляд, от которого я задрожал; но, как только он увидел мое изделие, лицо его стало проясняться”. В другой раз, и притом после еще гораздо менее извинительного убийства, папа так отвечал друзьям челлиниевой жертвы: ’’Знайте, что люди, единственные в своем искусстве, каков Челлини, не должны быть подчинены законам, а он менее всякого другого, потому что я знаю, насколько он прав”. Из этого видно, до какой степени привычка к убийству укоренилась тогда в Италии. Глава государства, наместник Божий на земле, находит самоуправство естественным и покрывает убийцу равнодушием или милостивым прощением.

Такое нравственное и умственное состояние порождает много разных последствий и для живописи. Во-первых, люди того времени вынуждены интересоваться предметом, которого мы уже теперь не знаем, потому что не видим его и не обращаем на него внимания, — я разумею тело, мышцы и различные положения, какие человеческая фигура принимает в движении. В то время человек, как бы ни был он велик, все-таки обязан был быть бойцом, хорошо владеть шпагой и кинжалом для своей защиты; поэтому, сам того не зная, он запечатлевает в своей памяти все формы и все положения действующего или бьющегося тела. Граф Бальдассарре де Кастильоне, описывая нам тогдашнее светское общество, перечисляет упражнения, в каких должен быть искусен благовоспитанный человек. Вы увидите, что дворянство того времени получает воспитание, а следовательно, и круг понятий не то что уж только какого-нибудь фехтмейстера, а тореадора (быкоборца), гимнаста, конюха и богатыря.

”Я хочу, чтобы наш придворный был превосходным ездоком на всех возможных лошадях и седлах, и так как итальянцы особенно отличаются уменьем хорошо держать лошадь на узде, правильно маневрировать преимущественно упрямыми конями, биться с наскоку на копьях, то во всех этих вещах он должен быть одним из лучших между итальянцами.

Что касается до турниров, фехтования, скачек между барьерами, то пусть он будет в этом хорошим из лучших французов... Что до игры в трости, до гонки за быком, до метанья дротиками и копьями, то пусть он отличится этим даже между испанцами... Следует ему также уметь прыгать и бегать. Благородное упражнение составляет еще игра в мяч, и не менее ценю я искусную на коне вольтижировку”.