Философия как духовное делание (сборник)

I. Может утверждаться, что объективное добро познается через субъективный источник; здесь антиномия разрешается через объектирование субъекта в переживании очевидности.

II. Может утверждаться, что объективное добро получит свое значение, свою ценность через субъективный источник личного признания.

Как же обстоит дело в этом втором случае? Объективное добро теряет свою ценность, если его кто-либо, или многие, или все не признают, отвергнут? Или иначе: может быть, оно подобно нищему, в руке которого ценность окажется только тогда, если ее положит какой-нибудь сжалившийся прохожий?

Но если так, то в чем же его объективность? Объективным добро ведь и называется потому, что ценность, значение его не зависит от чьего-либо признания и непризнания. Поставление его ценности в зависимость от субъективного признания означает прямое устранение или отказ от него как такового. Поэтому если понять тезис этой антиномии как настаивающий на субъективном признании, как ratio valendi объективного добра, то антиномия неразрешима. Она является тогда прямым выражением противоположности между субъективистически-релятивистическим мировоззрением и объективистически-философским.

Но такой субъективизм совсем и не входит, как мы это видели, в сущность нравственного переживания. Напротив. Мы уже убедились в том, что каждый из нас, произнося суждение о добре и зле и считая себя правым, тем самым посягает на то, что он верно познал сущность добра.

Субъективизм совсем не нужно и не следует толковать в этом направлении и смысле.

Субъективизм утверждает: необходимость автономного от внешних авторитетов убеждения и признания, что добро состоит в том, а не в этом; такое признание необходимо —

I) для того чтобы проникнуть в переживание очевидности объективного добра; ибо переживание очевидности внеавторитетно, интимно; по оболочке лично, при сверхличном содержании;

II) для того чтобы нечто вообще впервые могло получить для меня значение объективного добра; ибо то, что открылось другому, не открылось еще тем самым мне; следовательно, не может получить значение добра для меня. В этом сущность нравственности: именно, что добро, объективно ценное само по себе, остается объективно ценной идеей, идеалом, должествованием, возможностью, не более, – до тех пор пока личная, субъективная душа не обратится и не признает его; тогда только объективно ценный идеал и долг может начать осуществляться: стать объективно ценным реальным фактом. Отсюда —

III) автономное признание объективного добра необходимо, в-третьих, для того, чтобы оно, это добро, вступило бы в стадию осуществления. Не случайного или из инстинкта хотимого, но как осознанной и духовно волимой ценности.

Поэтому понимание тезиса антиномии как утверждающего будто бы, что субъективное признание есть ratio valendi объективного добра, должно быть исправлено, и в этой части антиномия падает.

Дело не обстоит так, будто: ничто не имеет объективной ценности добра; личное признание устанавливает что-нибудь; этим впервые создается почетное звание «объективного добра», коим это нечто и награждается. Однако впредь до опалы и ссылки, и притом лишь в границах личного царства. В соседних же царствах совсем другие почетные звания и ими облечены совсем другие фигуры и величины, но и там впредь до опалы и разжалованья.

Заметим, что сущность нравственных переживаний и исканий в обыденной жизни слагается нередко именно так. Отсюда-то и поговорка: «о принципах не спорят» («нужна терпимость к чужим воззрениям», «надо уважать чужие убеждения» и т. д.).

Человек, целостно переживающий объективность верховной ценности – добра, или истины, или красоты, – не может не шокироваться этими подходами, как явно тяготеющими к деградации и пошлости. Говорили бы прямо, что «один любит арбуз, а другой офицера». «Терпимость», «уважение» бесспорно хороши – но только во внешних проявлениях, да и то в пределах.

Например, случай с Герье и Мещерским¹³² (анонимно).

Внутренне же необходима принципиальная и последовательная нетерпимость, т. е. отрицание и осуждение как неверных и ненравственных поступков и переживаний, негодность коих открылась мне с силою очевидности.

На самом деле обстоит вот как: нечто по самой внутренней сущности своей имеет ценность объективного добра; но что именно, в чем оно, это добро, – люди в огромном большинстве случаев не знают; не думают об этом, не ищут и живут мимо этого, ограничиваясь кое-какими ощущениями, догадками, предчувствиями – да и то pro domo sua¹³³.