Философия: Кому она нужна?

Согласно обзору, Ролз «не уравнитель, так как допускает, что наличие неравенства в богатстве, силе или власти может быть справедливым. Однако он настаивает, что такие виды неравенства справедливы только в случае, когда от них ожидается отдача на благо тех, кто находится в наихудшем положении. Расходы, понесенные [кем?] в обучении врачей, словно поощрение, вдохновляющее бизнесмена на улучшение своей работы, допустимы только в том случае, если их уменьшение или исключение сделает хуже тем, кто находится в бедственном положении. Если такие виды неравенства вносят улучшения в здоровье или повышают качество материальной жизни тех, кто обладает меньшими преимуществами, то они оправданы. Но только по этой причине, а не как награды за“ способность” или как справедливые заслуги тех, кому повезло родиться с бо́льшими природными способностями или в более благоприятных социальных условиях».

Полагаю, что это довольно точное изложение главных положений мистера Ролза. В выпуске от 3 декабря того же года The New York Times Book Review предлагает подтверждение: «Талантливый или обладающий социальными преимуществами человек ничего не заработал: “Те, кто награжден природой, могут пользоваться своими выгодами только при условии, что они улучшают положение тех, кто награжден не был”, – пишет Ролз».

«…паразиты являются моральным оправданием существования созидателей, но существование паразитов – это самоцель…» (Джон Голт про альтруизм, «Атлант расправил плечи»).

Есть зло, защищенное своим же размахом: есть те, кто, прочитав эту цитату из книги Ролза, не поверят собственным глазам, однако так все и есть. Мистер Ролз и мистер Коэн восстают не против социальных институтов, а против существования человеческого таланта; не против политических привилегий, а против реальности; не против правительственных любезностей, а против природы (против тех, кто награжден природой, как если бы понятие «награда» было бы здесь уместно); не против социальной несправедливости, а против метафизической «несправедливости», против того факта, что некоторые люди рождаются с лучшим складом ума и умеют извлекать из него большую пользу, чем другие.

Новая «теория справедливости» требует, чтобы люди противодействовали «несправедливости» природы, организуя самую пошлую и немыслимую несправедливость: лишали «тех, кто награжден природой» (талантливых, творческих, толковых), права на награды, которые те производят (например, право на жизнь), и дарили некомпетентным, глупым и ленивым право на беззаботное наслаждение наградами, которые они не могут ни произвести, ни представить, ни понять, что с ними делать.

Мистер Коэн возразил бы мне. «Очень важно понять, – говорит он, – что, согласно Ролзу, нельзя назвать справедливым или несправедливым то, что люди рождаются с разными природными способностями и в разных социальных условиях. Это попросту факты природы [верно, но тогда какова цель следующего предложения?]. По правде говоря, никто своими бо́льшими способностями или талантами не заслуживает более благоприятного старта в обществе. С точки зрения морали природная и социальная “лотерея” носит случайный характер. Но из этого не следует, как предполагает уравнитель, что мы должны исключить такие различия. Есть другой способ с ними разобраться. Как мы видим, они могут быть использованы для выгоды всех и особенно тех, кто находится в наихудшем положении». Если природный факт нельзя назвать справедливым или несправедливым, каким образом он становится моральной проблемой и вопросом справедливости? Почему те, кто «награжден природой», должны исправлять то, что не является несправедливым и вызвано не ими?

Мистер Коэн не дает ответа. Он продолжает: «Таким образом, справедливость требует, чтобы природный шанс и социальное везение использовались как общественный ресурс и были положены на алтарь общего блага. Справедливость не требует равенства, но она требует, чтобы люди делили судьбу друг друга». Это заключение, видимо, требует годового чтения 607-страничной книги для того, чтобы «ухватить все ее сложности». Почему это считается новой теорией, вызывает вопрос: где читатели и обожатели мистера Ролза были последние две тысячи лет? Вопросов на самом деле больше, но давайте пока на этом остановимся.