Философия красоты

– Верочка. Она привет передавала и просила об интервью договорится, но если ты не хочешь, я скажу, что…

– Да ладно, пусть приходит.

Мне показалось или Эгинеев на самом деле вздохнул с облегчением? Наверное, показалось.

– Вот, Верочка однажды сказала, что я всю жизнь притворялся, а на самом деле не такой и меня переклинило.

– Тебя?

– Не важно. – Эгинеев покраснел, а очки окончательно съехали на кончик носа. – Это два опорных слова – притворятся и переклинило. Понимаешь?

– Нет.

– Ну во всех этих убийствах было что-то… ненастоящее. Не знаю, как объяснить. Ну во-первых, они притворялись не-убийствами, несчастный случай, самоубийство и все такое. А во-вторых, антураж поражал. Зеркало, легенда, черная леди, смерть после расторжения контракта… слишком театрально, понимаешь?

– Понимаю.

– Вот, – обрадовался Эгинеев. – И я понял, внезапно вдруг понял и все. А еще слова про переклинило, ну должно было быть что-то вроде толчка, человек жил, жил и вдруг начал убивать, а это неспроста. Я был уверен, что это кто-то из «л’Этуали», кого девушки знали и ничуть не боялись. Кто-то, кто умел хорошо притворятся, а кто сыграет роль лучше профессионального актера? Никто. Я проверил – Иван Шерев никогда и нигде не лечился от алкогольной зависимости, зато… – Кэнчээри замолчал, выдерживая паузу. Нельзя же так!

– Зато у него была опухоль мозга, неоперабельная. Была давно, сначала вроде бы доброкачественная, то есть была, но не росла, а где-то с полгода назад начался рост и по прогнозам врачей жить ему оставалось недолго, вот он и сорвался. Сначала, когда про опухоль услшал, для нормального человека опухоль и смерть – синонимы, он ее вроде как предупреждением считал, этаким намеком от Господа бога. Дескать, пора действовать, а когда болезнь прогрессировать начала, Иван решил пойти ва-банк. Это я так думаю. – Скромно добавил Эгинеев. – Ну, если быть совсем честным, то про опухоль я только теперь узнал, а тогда просто озарило, что больше некому. А еще в интервью он про школу говорил, дескать, они с Ароновым одноклассники, а в самой школе про Шерева не вспомнили. Знаменитого актера и не вспомнили. Это было странно. Ну и еще кой-какие мелочи, к примеру, два года назад Ивана остановил патруль ГАИ, Шерев был пьян, а анализ крови алкоголя не выявил. Это все, конечно, пустяки, но понимаешь, я не знаю, как объяснить, но я просто понял, что убийца – это он. Только я думал, что у меня время есть, он ведь раньше никогда не убивал так быстро, а тут…

– А с признанием что? То, которое вроде бы как Лехин должен был оставить?

– Нашли мы это признание. Ну… интересно, конечно, хотя видно, что больной человек писал, да и понапутал он там, многие детали не соответствуют действительности. Так, например, д’Артаньяном в том спектакле был Аронов, а Лехину досталась роль Арамиса, по всему выходит, что убить должны были Лехина.

– Значит, там неправда?

– Ну почему, в том, что касается убийств – правда, он в деталях рассказал, как и что, поэтому сомнений в виновности Шерева нет, что бы там в газетах ни писали.

– И что теперь будет?

– Ничего, наверное, покричат с пару недель, потом успокоятся, забудут, а лет через пять какой-нибудь молодой да шустрый щелкопер снимет фильм про ужасного маньяка, скрывавшегося под личиной всеми любимного актера. У нас это любят.

– Из тебя вышел бы неплохой предсказатель.

– Стараюсь.

Это его «стараюсь» словно бы закрыло разговор, вроде все ясно, все понятно, и говорить больше не о чем, осталось лишь попрощаться и пожелать друг другу удачи. Хороший финал, дружеский и политкорректный, в современном мире очень заботятся о политкорректности.

– Слушай, тут такое дело… – Эгинеев покосился на запертую дверь, точно опасаясь, что Элечка могла подслушать. – Мне тут отпуск дали, целых две недели, может, съездим куда?

– Куда? – Предложение было настолько неожиданным, что я растерялась. Неужели он не видит, какая я, неужели не понимает, что несмотря на все достижения пластической хирургии, я навсегда останусь такой? Фокус Аронова не удался, Чудовищу никогда не стать Красавицей.

– Ну… не знаю. Тут один товарищ на Камчатку ездил, Долина гейзеров и все такое… говорил, что красиво.

– Значит, на Камчатку? – Меня трясло, то ли от лекарств, то ли от истерического смеха, то ли от страха, что все это окажется очередной шуткой.

– На Камчатку, – подтвердил Эгинеев. – На Швейцарию я пока не заработал. Но если ты не хочешь…

– Хочу! Черт бы тебя побрал, Эгинеев, я хочу на Камчатку, Северный полюс, в жерло Везувия, куда-нибудь подальше…

Крошечное дерево в коричневой пепельнице радостно расправляло листья, именно в этот момент я отчетливо поняла, что все будет хорошо. Иначе просто невозможно.

Творец

Без зеркала было тяжело, без зеркала было невозможно, с ним ушли все те образы, мысли, идеи, с ним ушла сама жизнь. Месть Тюти удалась, только вот за что? Этот вопрос мучил Аронова, день за днем, ночь за ночью, в долгие часы бессонницы и смутные моменты снов он продолжал искать причину.