Читаем Философия освобождения полностью

Что такое свобода в философском смысле (liberum arbitrium indifferentiae), мы действительно можем определить на словах и сказать, например, что это способность человека определенного характера желать или не желать при наличии достаточного мотива; но если мы хоть на мгновение задумаемся над этой столь легко осуществимой связью слов, то сразу поймем, что никогда не получим реального доказательства этой свободы, даже если бы нам удалось изучить действия всех людей до основания на протяжении тысяч лет. Так и со свободой, так и со спокойствием. Но мы должны придать свободу простому единству именно потому, что это было простое единство. С ним отпадает принудительность мотива, единственного фактора каждого известного нам движения, ибо он был нерасчлененным, совершенно одиноким и уединенным.

Имманентная схема:

мир множественности – движения – необходимости Трансцендентальная схема:

Простое единство – Спокойствие – Свобода напротив.

И теперь мы должны сделать последний шаг.

Мы уже выяснили в аналитике, что сила перестает быть силой, как только она переходит по тонкой нити бытия из имманентной сферы в трансцендентную. Оно становится для нас совершенно неизвестным и непознаваемым, как и единство, в котором оно погибает. В дальнейшем мы обнаружили, что то, что мы называем силой, является индивидуальной волей, а в физике мы, наконец, увидели, что дух – это только функция органа, отделенного от воли, и что на самом глубоком уровне он есть не что иное, как часть разделенного движения.

Один фундаментальный принцип, воля, который так близок и так знаком нам в имманентной сфере, и вторичный принцип, дух, который подчинен ему и также так близок нам, теряют, подобно силе, все и всякое значение для нас, как только мы позволяем им перейти в трансцендентную сферу. Они полностью утрачивают свою природу и полностью уходят из нашего познания.

Таким образом, мы вынуждены заявить, что простое единство не было ни волей, ни духом, ни особой взаимосвязью воли и духа.

взаимосвязь воли и духа. Таким образом, мы теряем последние ориентиры. Напрасно мы давим на пружины нашего хитроумного, чудесного аппарата познания внешнего мира: чувства, понимание, разум слабеют. Напрасно мы держим принципы, находящиеся в нас, в самосознании, воле и духе, как зеркала для загадочного, невидимого существа по ту сторону пропасти, надеясь, что оно откроет себя в них: они не излучают никакого образа обратно. Но теперь мы также имеем право дать этому существу привычное имя, которое всегда означало то, чего никогда не достигала ни сила воображения, ни полет самой смелой фантазии, ни абстрактная мысль, какой бы глубокой она ни была, ни собранный, благочестивый ум, ни восторженный, восхищенный землей дух: Бог.

38.

Но это простое единство было; его больше нет. Она, изменив свою природу, полностью фрагментировалась в мир множественности. Бог умер, и Его смерть стала жизнью мира.

Здесь для благоразумного мыслителя лежат две истины, которые глубоко удовлетворяют ум и возвышают сердце. Во-первых, у нас есть чисто имманентное царство, в котором, за которым или над которым обитает никакая сила, называйте ее как хотите, которая, подобно скрытому режиссеру кукольного театра, заставляет марионеток, отдельных людей, делать иногда то, иногда это. Тогда нас поднимает истина, что все сущее существовало прежде мира в Боге. Мы существовали в Нем: никакое другое слово мы не можем использовать. Если бы мы сказали, что мы живем и творим в Нем, это было бы ложью, потому что мы перенесли бы деятельность вещей этого мира на существо, которое было совершенно неактивным и неподвижным.

Более того, мы больше не в Боге, ибо простое единство разрушено и мертво. С другой стороны, мы живем в мире множественности, отдельные личности которого объединены в прочное коллективное единство.

Из первоначального единства мы уже самым простым образом вывели динамическую связь Вселенной. Точно так же мы теперь выводим из него целенаправленность в мире, которую не станет отрицать ни один рациональный человек. Мы остаёмся перед распадом единства на множественность, не задумываясь о том, почему и как это произошло. Достаточно факта.

Распад был актом простого единства, его первым и последним, его единственным актом. Каждая настоящая воля получила свою сущность и движение в этом едином акте, и именно поэтому все в мире взаимосвязано: оно универсально целеустремленно.

Наконец, мы выводим ход развития вселенной косвенно из первоначального единства и непосредственно из первого движения. Распад на множественность был первым движением, и все последующие движения, как бы далеко они ни расходились, переплетались, казалось бы, запутывались и снова распутывались, являются лишь его продолжением. Единое движение мира, возникающее всегда и постоянно, непрерывно, из действий всех индивидов, стоящих в динамической связи, есть судьба Вселенной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука