Философия, порно и котики

Его не смутило, что я не стала вступать в диалог, и он продолжил писать. Спрашивал, где я сейчас нахожусь, сокрушался, что мы так и не стали друзьями по переписке, поздравлял с Днем поминовения[23]. Как и большинство подобной непрошеной почты, эти письма было легко игнорировать, да и в целом они выглядели довольно безобидно по сравнению с тем, что люди порой присылают онлайн.

Вернемся в кофейню. Его протянутая мне рука все еще выжидающе висела в воздухе.

Я четко дала понять, что не готова к общению. Нет, я не хочу с вами разговаривать, оставьте меня в покое. Я не буду жать вашу руку, отстаньте. Да, я буду смотреть только в свою книгу, потому что вы не понимаете прямого отказа, а я не собираюсь с вами препираться.

В итоге он опустил руку и ушел.

Я выдохнула и наконец прочитала страницу, на которую тупо глазела. Никто не сгонит меня с удобного стула в кофейне до тех пор, пока я сама не захочу встать и уйти. Я так решила. Если положить на одну чашу весов воображаемое право абстрактного мужчины на мое внимание, а на другую — мое право выходить на улицы города, который я считаю своим домом, и чтобы ко мне никто не приставал, то мое перевесит.

Через двадцать минут он вернулся, плюхнулся на соседний стул и выпалил, что я должна его понять, что ему непременно надо стать моим другом и я просто обязана проникнуться к нему симпатией. Ставки явно выросли, и мне стало страшно. Я собрала вещи, бросила свой кофе и ретировалась к стойке, за которой сотрудники кофейни уже закрывали кассу.

Я спросила, можно ли мне какое-то время побыть с ними. Ребята оценили ситуацию, сказали, что уже видели этого парня и он сразу показался им стремным. Я вкратце ввела их в курс дела.

Мы подождали, пока он ушел, но один из сотрудников попросил меня подождать и сначала сам выглянул на улицу. Вернувшись, он сказал, что этот тип околачивается неподалеку, и спросил, нужно ли вызвать полицию.

К тому моменту меня уже трясло, и я была готова бить или бежать[24]. Я попыталась взвесить все за и против: к полиции в целом у меня так себе отношение. За все время, что я провела в Филадельфии и Нью-Йорке, я много раз лично видела, как люди в форме превышают свои полномочия, так что заведомо относилась к ним настороженно. И я, конечно, слышала про куда более скверные случаи институционализированного расизма и неоправданного применения силы со стороны полицейских.

С другой стороны, как добраться от закрывающейся кофейни до следующей точки, чтобы этот тип за мной не увязался? И, если подумать наперед, что, если я наткнусь на него в третий раз? Что, если эта встреча уже совсем не будет безобидной? Что, если мне придется писать на него заявление и меня спросят, почему я не обратилась в полицию раньше?

Так что мы позвонили копам. Как только у кофейни остановилась машина с мигалками, этот мужик дал деру. Я пересказала всю ситуацию двум патрульным, они заполнили все бумаги и постояли со мной на улице, пока я не села в такси.

Когда я уже садилась в машину, один из них спросил, не хочу ли я завтра выпить с ним и его друзьями. Я ответила, что, на мой взгляд, это неуместный вопрос, забралась внутрь и захлопнула дверь.

Я рассказала об этом одному из друзей, и он меня поддержал, посоветовал разные способы самообороны и даже написал о случившемся в твиттере, не называя моего имени. Я пару недель вынашивала в себе спутанный клубок чувств, а затем позвонила в участок, чтобы уточнить статус заявления.

Набрав номер, я поняла, что должна рассказать о поведении того полицейского. Меня спросили, кто это был, и когда я назвала его имя, на том конце провода обреченно вздохнули. В этом вздохе не было ни капли удивления.

«Бог ты мой, — подумала я. — Какие ж они все-таки все козлы».

КГБ. 1 декабря 2014

После полудня у меня была назначена встреча. Я перепила кофе (он был отличным), и по пути к бару «КГБ» меня начало трясти. Кожа и кости окоченели, а мышцы, сухожилия и кровь, напротив, горели. Я бы даже сказала, что меня лихорадило, но не хочется ударяться в стилистику готических романов.

Поднявшись по лестнице и сунув нос в бар, я не увидела никого из знакомых. Первое же место у двери было свободно, я заняла его и уставилась в потолок. С него криво свисал абажур, через растрескавшуюся матовую черную краску поблескивала жесты. Помещение заливал красный свет.

Начали подходить друзья. Такой они меня и застали: с расширенными зрачками и нервно сжатыми губами. Один из них спросил, как я. Я и сама уже задавалась этим вопросом.

Перед каждым выступлением меня дико трясет. Если попробовать это нарисовать, получится асимметричный мультяшный взрыв: в центре, конечно, неуверенность в себе: от нее расходятся лучи синдрома самозванца. И еще здоровая доля страха, приобретенная во время воздушно-акробатических шоу, где любое самоуверенное раздолбайство может привести к серьезной травме. Воздушная акробатика — единственное, для чего мне когда-либо приходилось заполнять форму отказа от ответственности и покупать специальную страховку.