Философия, порно и котики

Моя бабушка — очень умная женщина, и я целых три года умудрялась уходить от вопросов, чем я зарабатываю на жизнь. Нет, я честно собиралась ей все рассказать, пока она не увидела что-нибудь обо мне по телевизору или в газете, но только когда буду готова. Почему-то каждый раз оказывалось что я буду готова когда угодно, только не сейчас.

Так что ее звонок застал меня врасплох. «Твоя мама сказала, что ты работаешь кем-то вроде модели. Уж не знаю, что это значит, — если бы ты работала обычной моделью, она бы прямо так и сказала, да и по росту ты не подходишь… Без обид, милая. Чем ты на самом деле занимаешься?»

Я очень сильно пожалела, что не успела обсудить с мамой, что делать, и что у меня нет железобетонного повода повесить трубку. Мобильная связь, обычно довольно паршивая, тут, как назло, работала идеально.

Мне стало не по себе. А что, если мне не удастся ее успокоить, у нее случится сердечный приступ и я стану бабуле-убийцей? Или она перестанет со мной общаться?

И главное — как объяснить, что в наши дни значит быть порноактрисой, женщине, которая не умеет пользоваться мобильником и до сих пор хранит типографские принадлежности, оставшиеся со времен ее работы в рекламе?

— Ну, э-э-э, помнишь Бетти Пейдж и пинап? Вот это что-то вроде пинапа, но откровеннее. Типа без одежды.

— О-о-о-о, так ты снимаешься гооооленькой?

Или у меня были слуховые галлюцинации, или она произнесла это одобрительным тоном.

— Да, мэм. Только, понимаешь, за последние полвека поп-культура немножко изменилась, так что я прямо занимаюсь сексом с людьми, и все это снимают на видео.

— В кинооо! Тебе нравится?

— Это весело! И интересно. Я делаю только то, что хочу, и с теми, с кем хочу. Ничего ужасного.

— А, ну тогда хорошо. Я рада, что ты занимаешься тем, что тебе по душе.

Раз уж разговор складывался так удачно, я решила расставить все точки над i:

— Только, наверное, мне надо тебе еще кое о чем рассказать.

— Оу.

Моя бабуля не только умна, но и невероятно экспрессивна. Знаете, по правилу Меграбяна все наше общение на 93% невербально. Так вот, в случае моей бабушки это 99% — бо́льшую часть она передает интонацией. То, как она умеет растягивать гласные, — это отдельное шоу.

Конкретно это «Оу» зародилось где-то в дальних краях любопытства, перевалило через горный хребет «ну-что-еще» и затихло на равнине «ладно-говори».

— Я взяла твое имя в качестве псевдонима. Ну, упрощенную американизированную версию. Точнее, его часть.

— Вера? Не очень-то сексуально.

— Нет, мэм. То есть Вера, может быть, и неплохой вариант, с нынешней модой на необурлеск… Но я взяла «Стоя».

— Оу? Оу.

Первое «Оу» было удивленным, а второе выражало куда меньше энтузиазма. У меня в голове разверзлась бездна «о-оу». Кажется, стук моего сердца было слышно даже на том конце провода. Я стала судорожно ковырять левой рукой нитки в подоле рубашки и разволновалась, что это со мной сейчас случится сердечный приступ, а я даже не успею выкурить последнюю сигарету. Я подожгла ее, затянулась выдохнула, снова затянулась и снова выдохнула. Наконец, мои нервы не выдержали:

— Бабуля?

— Я тут просто подумала… Надеюсь, никто из наших ребят в доме престарелых не примет меня за тебя и не попытается закинуть мне ноги за голову. У меня-то гибкость уже не та.

Насколько я поняла, после смерти своего последнего супруга она обзавелась сразу тремя бойфрендами, потому что одного ей было недостаточно. Мой непростой и драматичный каминг-аут перед бабушкой превратился в фарс. Что ж, если ген разврата передается по наследству, то в нашей семье он точно есть.

Экономика. 8 декабря 2014

Маленькие мышцы под челюстью болели, будто их изрезали изнутри. Из глаз текло, лицо горело от соли. Я пыталась понять, может ли из-за рыданий так болеть горло.

Во время нервных срывов я, как правило, отрываюсь по полной. Так и в этот раз где-то между третьим и шестым приступом слез это превратилось в сцену. Знаете, как в выражении «устраивать сцену».

Только я ее не устраивала, а сама стала ею — ходячей черной дырой моральных страданий. Если бы это было шоу на сцене, то в ход бы пошли куча пиротехники, пушки с тремя видами конфетти и хор из 57 девиц в головных уборах, расшитых стразами.

Но дело было не на сцене, поэтому я просто сидела на тротуаре в центре Лос-Анджелеса и роняла слезы в свой стакан с кофе. Я сползла по стене, скрючилась на корточках и вцепилась в свой чемодан на колесиках. Я хорошо представляла, как выгляжу со стороны, но не могла взять себя в руки.

По тому же тротуару неспешно толкал свою тележку с постельными принадлежностями и консервными банками типичный обитатель Skid Row[21]. На его голове красовались голубые металлические кошачьи ушки. Он спросил, не найдется ли у меня закурить, — у меня нашлось. Когда я давала ему сигарету, мы встретились взглядом.

Он сказал «спасибо», прикурил и заметил, что у меня, похоже, день не задался. Я кивнула: чистая правда.