Впрочем, даже не вникая в такие подробности, замечу, что система взаимных отсылок «родители - дети» - это матрица принудительной и герметичной коммуникации, напоминающей фактуру садомазохистской связи. Не случайно так агрессивно социальное давление на еще не проникшихся семейными заботами индивидуумов - что выражается и в репрессивных государственных мерах (например, в налоге на бездетность), и в своеобразном «заговоре женатых»: бесчисленных попреках, «подначиваниях» и провокациях женатых в адрес холостых. Само существование безбрачных и бездетных непереносимо для уже клонировавших себя мещан. Это настоящий вызов их системе ценностей, это удар по устоявшемуся «порядку вещей». Поэтому в гоголевской «Женитьбе» Кочкареву совершенно невыносима избавленная от семейного бремени ленивая свобода Подколесина:
Кочкарев. Ну, ну... ну не стыдно ли тебе? Нет, я вижу, с тобой нужно говорить сурьезно: я буду говорить откровенно, как отец с сыном. Ну посмотри, посмотри на себя внимательно, вот, например, так, как смотришь теперь на меня. Ну что ты теперь такое? Ведь просто бревно, никакого значения не имеешь. Ну для чего ты живешь? Ну взгляни в зеркало, что ты там видишь? глупое лицо - больше ничего. А тут, вообрази, около тебя будут ребятишки, ведь не то что двое или трое, а, может быть, целых шестеро, и все на тебя как две капли воды. Ты вот теперь один, надворный советник, экспедитор или там начальник какой, бог тебя ведает, а тогда, вообрази, около тебя экспедиторчонки, маленькие такие канальчонки, и какой-нибудь постреленок, протянувши ручонки, будет теребить тебя за бакенбарды, а ты только будешь ему по-собачьи: ав, ав, ав! Ну есть ли что-нибудь лучше этого, скажи сам?
Подколесин. Да ведь они только шалуны большие: будут все портить, разбросают бумаги.
Кочкарев. Пусть шалят, да ведь все на тебя похожи - вот штука.
Подколесин. А оно, в самом деле, даже смешно, черт побери: этакой какой-нибудь пышка, щенок эдакой, и уж на тебя похож. Кочкарев. Как не смешно, конечно, смешно. Ну, так поедем.
Зато сколько веселого злорадства вызывает затем у семейных символическая гибель еще одного независимого субъекта - добро пожаловать в наш клан! Допрыгался, добегался, дорогой! А мы что говорили!
Но, конечно, сказанное касается в основном проблемы отношения взрослых к детям, но не надо забывать о полной взаимосвязанности курицы и яйца. Прочитав в свое время «Элементарные частицы» Мишеля Уэльбека, я лишний раз убедился в том, что возможность счастливо миновать трав-
матичный мир детства очень мало связана с условиями родительского или школьного воспитания. Можно понять граждан, жалующихся на педагогический формализм советской школы или на развинченность современной образованщины. Но стоит вспомнить хотя бы популярную метафору школы-мясорубки из фильма Алана Паркера «Стена» (Pink Floyd The Wall, 1982), чтобы понять истинно интернациональный характер проблемы. Дело здесь не в квалификации или порядочности учителей, не в технической дисфункции системы, а в принципиальной негативности самой детской психики.
Ведь что представляет собой ребенок на той стадии, когда он уже перестал быть предметом, объектом, но еще не превратился в настоящего субъекта? Это - увеличительное стекло для разнообразных извращений и дурных наклонностей. Детская жестокость не идет ни в какое сравнение со взрослой, поскольку у ребенка просто отсутствуют тормозные колодки, до предела ослаблен принцип реальности.
«Детский» писатель Даниил Хармс бесцветным языком описывал стандартные «случаи» из сферы такого инфантильного опыта, в духе: а что если Козлову ногу оторвать? В этой наивной провокации причина многих трансгрессивных экспериментов ребенка. Оторвать руки и ноги кукле, «обезлапить» какое-нибудь насекомое, повесить на чердаке кошку - все это первые звенья в цепи удивительных детских открытий мира.
Конечно, взрослая деструктивность тоже имеет тенденцию переходить в самые радикальные формы и чаще заканчивается физической гибелью испытуемых, но кто знает, чем разрешались бы обычные школьные пытки в действительно бесконтрольных ситуациях? А, кроме того, как показывает практика, приоритетной психологической характеристикой взрослого убийцы или маньяка является именно инфанти-
лизм. Психология обиженного на мир ребенка - это стандартный катализатор злокачественной взрослой агрессии. Лучшее подтверждение тому - бестолковое блеяние и жалкий вид приговариваемых к суровым мерам на судебных процессах садистов. В такой момент это действительно лишь пойманный с поличным и затравленный ребенок, юлящий, трусливый и воровато оглядывающийся на своих подельников. Круг замыкается, когда насильник попадает в тюрьму или колонию, где его ожидает уже знакомая атмосфера школьного беспредела с теми же детскими категориями опускания или стукачества, с той же первобытной робостью перед волей стадного коллектива и его безжалостного вожака.