Философия права

3. Эта последняя самость государственной воли проста в своей абстрактности и поэтому она есть непосредственная единичность; в самом ее определении заключается, следовательно, определение природности; монарх поэтому предназначен быть монархом существенно как данный индивидуум, абстрагированный от всякого другого содержания, и данный индивидуум непосредственно природным образом, благодаря физическому рождению предназначен быть монархом.

Примечание. Этот переход от понятия чистого самоопределения в непосредственность бытия и, следовательно, в природность носит чисто спекулятивный характер, и познание его входит поэтому в область логической философии. Это, впрочем, в целом – тот же переход, который известен как природа воли вообще и представляет собою процесс перемещения содержания из субъективности (как представляемой цели) в наличное бытие (§ 8). Но своеобразная форма идеи и перехода, рассматриваемого здесь, состоит в непосредственности пере_{308}хода (Umschlagen) чистого самоопределения воли (самого простого понятия) в некое «это» и природное наличное бытие без опосредствования особенным содержанием – (целью в действовании). В так называемом онтологическом доказательстве существования бога именно этот же переход абсолютного понятия в бытие явил глубину идеи в новое время; в новейшее время однако выдавали этот переход за нечто непонятное, а так как единство понятия и наличного бытия (§ 23) есть истина, то признав такой переход непонятным, стали отказываться от познания истины. Так как рассудочное сознание не обладает в себе этим единством и застывает в разделении этих двух моментов истины, то можно сказать, что оно еще готово признать относительно этого предмета веру, признать, что существует вера в это единство. Но так как представление о монархе рассматривается как всецело входящее в область обыденного сознания, то здесь рассудок тем больше застревает в своем разделении и в вытекающих отсюда выводах, которые делаются его рассуждательской рассудительностью, и он отрицает тогда, что момент последнего решения в государстве сам по себе (т.е. в понятии разума) связан с непосредственной природностью; а из этого прежде всего делают вывод, что эта связь случайна, а так как при этом утверждают, что разумно абсолютное различие между этими моментами, то затем делается дальнейший вывод о неразумности такой связи, так что к этому присоединяются и другие следствия, расшатывающие идею государства.

Прибавление. Если часто возражают против постановления во главе государства монарха, что благодаря ему ход дел в государстве делается зависимым от случайностей, так как монарх-де может быть недостаточно образованным, так как-де, он может оказаться недостойным стоять во главе государства, и бессмысленно, чтобы такое положение существовало как разумное, то нужно сказать, что здесь неверна именно предпосылка, будто бы имеет значение особенность характера. При совершенной организации государства важны лишь наличность формально решающей вершины и природной неподатливости страстям. Несправедливо поэтому требуют от монарха объективных свойств. Он должен лишь сказать «да» и поставить точку над и. Ибо вершина должна быть такого рода, что особенность характера не имеет значения. Это определение монарха разумно, ибо оно соответствует понятию, но так как его трудно понять, то часто не видят разумности монархии. Монархия должна быть прочна в себе самой, и то, что монарху принадлежит сверх этого последнего решения, есть нечто входящее в область частного, чему не должно придаваться значения. Могут _{309}быть такие состояния государства, при которых выступает одна лишь эта область частного, но тогда государство еще не вполне развито или не хорошо построено. В благоустроенной монархии одному лишь закону принадлежит объективная сторона, и монарх должен присоединить к нему лишь субъективное «я хочу».

§ 281

Оба момента в их нераздельном единстве, последняя, не имеющая основания самость воли и, следовательно, также не имеющее основания существование, как предоставленное природе определение, – эта идея непобуждаемого произволом составляет величество (Majestät) монарха. Это единство обусловливает действительное единство государства, которое лишь благодаря этой своей внутренней и внешней непосредственности избавлено от возможности быть втянутым в низшую сферу особенности, ее произвола, целей и взглядов, в борьбу клик против клик из-за трона, и от ослабления и разрушения государственной власти.